Уголек в пепле

Тахир Саба

Я улыбнулась. Да, таким и был мой папа.

– Когда я впервые увидел твое лицо при свете, оно показалось мне знакомым. Я не мог понять, но чувствовал… что знаю. А когда ты сказала нам…

Кинан пожал плечами.

– Я во многом не согласен со стариками, – произнес он, – но согласен, что оставить твоего брата в тюрьме, когда мы можем помочь ему, – неправильно, особенно учитывая, что он оказался там по вине наших людей. А тем более если взять во внимание, сколько сделали твои родители для большинства из нас. Мы перед ними в неоплатном долгу. Но отправить тебя в Блэклиф…

Кинан нахмурился.

– Это

не похоже на благодарность твоему отцу. Я знаю, почему Мэйзен сделал это. Ему надо, чтобы обе фракции остались довольны. Поэтому дать тебе задание – наилучший выход в этом случае. Но я все равно считаю, что он не прав.

Теперь настал мой черед покраснеть, потому что так много за один раз он никогда не говорил, да еще с такой горячностью, что для меня это оказалось слишком.

– Я изо всех сил стараюсь выдержать, – сказала я беспечно, – чтобы вы не зачахли от чувства вины.

– Ты выдержишь, – уверил Кинан. – Все повстанцы кого-нибудь потеряли. Потому они и борются. Но мы с тобой… мы потеряли всех. И все. Мы похожи, Лайя. Поэтому верь мне, когда я говорю, что ты сильная, даже если сама этого и не знаешь. Ты найдешь выход. Я знаю, ты сможешь.

Это были самые теплые слова, что я слышала за столь долгое время. Наши глаза вновь встретились, но на этот раз Кинан не спешил отвести взгляд. Весь мир исчез, пока мы кружились в танце. Я ничего не ответила, но молчание между нами казалось легким, приятным и непринужденным. И хотя он тоже больше ничего не говорил, его темные глаза горели огнем, пытаясь мне сказать что-то, чего я до конца не понимала. Меня охватило такое желание, что голова пошла кругом. Хотелось удержать момент близости, словно сокровище. Не отпускать его. Но затем музыка смолкла и Кинан отстранился.

– Возвращайся в целости.

Его слова прозвучали небрежно, будто он напутствовал одного из своих бойцов, и я почувствовала себя так, будто меня окатили водой. Не проронив больше ни слова, он скрылся в толпе. Скрипачи заиграли другую мелодию, вокруг меня вновь собрались танцующие пары, а я как дура смотрела туда, где исчез Кинан, понимая, что он не вернется, но все же надеясь.

28: Элиас

Пробраться на Лунный Фестиваль оказалось плевым делом. Маску я снял и сунул в карман, а мое открытое лицо служило лучшим прикрытием. Одежду и заплечную сумку я стащил в караване кочевников. После этого уже вломился в аптеку за белладонной – по словам лекаря, ее масло расширяет зрачок настолько, что меченосец на час-другой может сойти за книжника или кочевника.

Легко. После того как закапал белладонну, меня подхватило и унесло течением толпы кочевников в самое сердце фестиваля. Я насчитал дюжину путей отступления и два десятка предметов, которые могли бы сойти за оружие, и лишь затем осознал, чем занимаюсь, и заставил себя расслабиться.

Я миновал лотки с едой и танцевальные площадки, жонглеров и глотателей огня, акробатов и сказительниц, певцов и артистов. Музыканты играли на лютнях и лирах под сопровождение торжественного боя барабанов.

Я вышел из толпы, внезапно растерявшись. Я совсем разучился воспринимать барабанный бой как музыку, что

невольно пытался переводить их звук в приказы, и сбился с толку, поскольку ничего не получалось. Когда наконец сумел отвлечься от барабанов, я поразился многообразию оттенков и запахов, неподдельной радости, что царила вокруг. Даже будучи пятикурсником, я не видел ничего подобного. Ни у маринцев, ни у кочевников в пустыне, ни за пределами Империи, где сплошь покрытые синими татуировками варвары танцевали как одержимые под светом звезд ночи напролет.

Меня охватила приятная умиротворенность. Мне не приходилось следить за тем, чтобы спина оставалась прикрытой, или за тем, чтобы лицо выглядело бесстрастно-непроницаемым, как гранит. Я почувствовал себя свободным.

Несколько минут я пробирался сквозь толпу и, в конце концов подойдя к танцевальным площадкам, заметил Иззи и Лайю. Уследить за обеими оказалось на удивление нелегко. Пока я следовал за ними через доки, я не раз потерял Лайю из виду. Но здесь, в Квартале, под ярким светом небесных фонарей легко нашел девушек.

Сначала я хотел подойти к ним, назваться и отвести назад в Блэклиф. Но они выглядели такими же свободными и счастливыми, каким я себя ощутил. И не смог заставить себя лишить их этого, зная, как тяжело им живется. Поэтому я просто наблюдал.

Они обе были одеты в простые платья из черного шелка, которые хоть и скрывали рабские браслеты да и как нельзя лучше подходили для того, чтобы красться в темноте, но среди такой цветастой публики заметно выделялись. Иззи распустила волосы, закрыв светлыми локонами повязку на глазу. Она поглядывала сквозь пряди волос и казалась совсем маленькой, едва заметной.

Лайя же, напротив, притягивала к себе взгляды, где бы она ни была. Платье с высоким воротником льнуло к ее телу чрезмерно откровенно. В свете небесных фонарей ее кожа отливала теплым медом. Горделивую посадку головы и изящество шеи подчеркивали черные как смоль волосы.

Мне хотелось прикоснуться к ним, вдохнуть их аромат, запустить руки, обвив локонами запястья и… Черт побери! Витуриус, остынь. Прекрати пялиться.

Оторвав от Лайи взгляд, увидел, что не один я онемел от ее вида. Многие молодые мужчины не сводили с нее глаз. Она, по-моему, не замечала этого, отчего завораживала еще больше.

Элиас, ты опять уставился на нее. Дурак. В этот раз мое внимание не осталось незамеченным.

За мной наблюдала Иззи.

Может, у нее и был всего один глаз, но видела она и подмечала, уверен, больше многих. «Уходи отсюда, Элиас, – твердил я себе. – Пока она не поняла, почему ты кажешься ей чертовски знакомым».

Иззи наклонилась и шепнула что-то на ухо подруге. Я уже хотел было уйти, но тут Лайя посмотрела на меня.

Ее глаза сводили с ума. Я должен отвести взгляд. Должен уйти. Она сейчас поймет, кто я, если хорошо присмотрится. Но не смог заставить себя двинуться с места. Казалось, время остановилось, пока мы, замерев, неотрывно смотрели друг на друга, и воздух вокруг стал горячим, звенящим от напряжения. Небеса, как она красива! Я улыбнулся ей, она вспыхнула, зарделась, и я, что странно, возликовал.