Угостите даму кавалером
Шрифт:
– А с этими – намного счастливее станешь?
– Издеваешься, да?.. Ой, Дашка, а мы с тобой еще ту коробку не открывали!
Алька вытащила из холодильника красивую коробку дорогих конфет.
– Точно, это я подарила. Вкусные-е-е... – зажмурилась Даша.
– Сами съедим, скажем, что гости, – решила Алька и вытащила кругленькие, обсыпанные ореховой крошкой конфеты.
Даша налила себе еще чаю, осторожно уселась на диванчик и проговорила:
– Лучше вообще не иметь мужика, чем вот таких... – а потом улыбнулась застенчиво
– Представляю... – вздохнула Алька. – Я б своего тоже ждала... даже больше, может быть...
– А есть такой?
– Есть, но...
– Значит – никаких «но»! Жди! – решительно приказала Даша.
– А если... если я не того ждать буду? Или даже не так, я буду ждать, а ему это и не надо...
– А «если», – перебила ее Даша, – тогда сама поймешь. Встретится человек, закрутит башку, и думать про всякие «если» забудешь. А вот так, чтобы эти... Слышишь, как голосит... старается...
Из комнаты доносилось жалобное Варькино «а-а-а-а-а».
И Алька снова ушла в работу. Проект грозил такими деньгами, что имело смысл подумать о собственной отдельной квартире. И теперь появилась цель – надо зарабатывать деньги, много денег, чтобы хватило на первый взнос для новой квартиры. Теперь Алька работала еще и помимо своих смен. Даже в выходные. И это хорошо, что времени ни на что не оставалось, она приходила домой и валилась на диван трупом, и даже Раскатова уже вспоминала реже.
Глава 5
Охотница за чужими мужьями
И все же Раскатовы сами напомнили о себе. Правда, совсем не так, как хотелось бы Альке.
Вечером, придя с работы, Алька едва добралась до ванной и, даже не заходя на кухню, побрела стелить постель.
– Аль, а ужинать? – позвала ее мать.
На улице уже неделю стояла дождливая погода, и маменька решила ненадолго перебраться в город.
– Иди ешь, я специально разогрела к твоему приходу.
Все в доме знали, что Алька решила купить квартиру, все ее бурно поддерживали, а потому Лидия Демидовна старалась кормить дочь повкуснее. Ну и в самом деле, уже от соседей стыдно слушать, все спрашивают – не болеет ли Алечка, она так исхудала!
– Ну сколько ждать-то?
Алька уже ничего не хотела, только спать.
– Мам... я не хочу... – почти засыпая, бормотала Алька.
Маменька же решила обязательно накормить родное чадо и потому притащила тарелку прямо к дивану.
– Давай поднимайся, поешь, а потом и спи, сколько влезет. Прямо до девяти часов можешь.
– Почему до девяти, я завтра в первую выйду... вместо Кати Новиковой.
– Никуда ты не выйдешь, – проговорила мать, пытаясь затолкать кусок котлеты в Алькин рот, – не выйдешь, потому что... ну открывай же рот! Потому что тебе пришла повестка – явиться в суд. Завтра к девяти. И я... давай еще кусочек, здесь уже полкотлеты осталось... и я за эту повестку расписалась... Помидорки порезать?
Алька
– Мам, ну пойдем на кухню, чего ты меня, как маленькую...
На кухне она проснулась окончательно.
– Ты что-то про суд говорила?
– Да то и говорила – повестка тебе, – мать быстро сбегала в комнату и вернулась с бумажкой. – Вот. К девяти, в пятнадцатый кабинет, к следователю Угрюмову. Ты, может, кого-нибудь сбила?
– Да мама же! Ну кого я собью, когда я за руль уже неделю не садилась! – возмутилась Алька и задумалась. – А зачем вызывают, не знаешь?
– Я у тебя хотела спросить, – испуганно прошелестела мать.
– Ладно, завтра узнаем... недоразумение, наверное, какое-то. Эх, жалко... Придется Глебу Аверьяновичу звонить, говорить, что не выйду, – побрела Алька к телефону, ворча на ходу. – Вот в этой милиции всегда так – сами что-то напутают, а кому-то отвечай...
Однако в милиции ничего не напутали. Мало того, ей предъявили обвинение, и Алька не могла в это поверить.
Уставший мужчина в погонах, средних лет, с неласковой фамилией Угрюмов, сидел за стареньким столом в маленьком, пыльном кабинете и перебирал бумаги.
– Андреева Алина Антоновна? Садитесь... Алина Антоновна, давайте без предисловий – к нам поступило заявление, и... вам предъявлено обвинение в том, что двадцатого июля вы бейсбольной битой раздолбили все стекла в машине гражданки Раскатовой Эрики Семеновны, а затем облили крышу автомобиля кислотой и...
Алька в первую секунду даже не поняла, почему этот дядька говорит о Раскатовой Эрике Семеновне? Откуда он ее знает? И только потом до нее медленно стал доходить смысл сказанного. Это значит – Эрика обвиняет ее в том, что она разбила ей автомобиль? Но почему бейсбольной битой? Алька не умеет играть в бейсбол, и биты у нее никакой нет...
– Подождите, а Эрика, это... это жена Раскатова? – глупо спросила она. – Максима Михайловича?
– Да... вот тут она как раз и пишет: «...поводом к такому поведению послужила неуправляемая ревность вышеупомянутой Андреевой А. А., так как она уже давно питает к моему мужу безответные чувства...» Так, теперь здесь...
Его слова доходили до ушей Альки словно через вату. Это у нее неуправляемая ревность? К Эрике? Да Алька бы в жизни не догадалась ревновать Максима к такой красавице!
– Вот, прочитайте... распишитесь... – что-то толкал ей под руку Угрюмов. – И вот еще...
Она расписывалась, но читать просто не могла – зачем? Она все равно сейчас ничего не сообразит...
– Можете идти, – мотнул головой Угрюмов на двери. – Только помните, у вас подписка о невыезде. Так что – никуда.
– А... а на работу можно?
– На работу можно... – устало кивнул мужчина и с жалостью посмотрел на раздавленную Альку.
Алька уже взялась за ручку двери, но вдруг повернулась и села обратно на стул: