Угрюмое гостеприимство Петербурга

Суздальцев Степан Алексеевич

— И вы будете просить его участвовать в дуэли? — Невозмутимость Александра Христофоровича исчезла. Он был удивлен до крайней степени.

— Когда это случилось, лишь два человека в Петербурге знали правду. Один был я, другой — отец Романа. Мы с Александром поклялись сохранить в тайне эту правду. Мы ничего не сказали убитому горем Володе. Балашов тогда состоял адъютантом при императоре Александре. Отношения между державами были дружественные, но Англия в любой момент была готова начать войну с Россией. В этой войне мы потеряли бы Прибалтику и надежды на присоединение Польши. Нам нельзя было воевать. Когда Глостер скандально уехал из России, Балашов убедил императора

не отправлять Британии ноту недовольства, не накалять ситуацию. А я… я был свидетелем на свадьбе Уолтера. Я видел, как он ведет Елену под венец. И, вернувшись, я сказал Володе, что это слухи, что Хелен Смит — англичанка, лишь отдаленно напоминающая его супругу. То же самое я сказал царю. Больших усилий стоило нам с Балашовым развеять слухи о женитьбе герцога Глостера на графине Воронцовой. Мы сделали это ради Уолтера, ради нашего друга. И мы взяли на себя ответственность за преступление.

— И теперь ответственность должны нести ваши дети? — еще более изумился Александр Христофорович.

— Мой сын спасет Россию от скандала, — твердо сказал князь Суздальский. — В свое время меня считали самым тонким политиком. Я тушил одно пламя за другим. Я всегда действовал в интересах державы и всегда поступал сообразно с понятиями чести. Но однажды я предал честь ради любви. Любви преступной, невозможной, но пламенной любви. Но мой сын, выросший на рыцарских романах, никогда не повторит моей судьбы.

Александр Христофорович был поражен. Вернувшись домой, он долго ходил по своему кабинету, перебирая в памяти все, что услышал.

Андрей Петрович тем временем сидел у себя в кабинете и думал о былом.

Он вспоминал 1810 год.

Герцог Глостер прибыл в Санкт-Петербург.

Как много было достоинства в этом человеке! Какая царственная поступь, какой надменный взгляд! Это был один из самых родовитых людей во всей Европе. Нельзя было сказать, чтобы герцог гордился своим происхождением: он им кичился. Честь и доброе имя своего рода он ценил превыше всего. И это проявлялось во всем: в его неподвижных серых глазах, в цилиндре, до полей которого он дотрагивался, когда здоровался с кем-нибудь из августейших особ, в манере говорить медленно, растягивая слова, в самодовольной улыбке, которая никогда не покидала его тонких губ, в плавных его движениях и, конечно, в его бакенбардах, которые он носил, как и десятки поколений Редсвордов до него.

Он был невысокого роста, однако своей манерой держаться производил впечатление великана, нависающего над собеседником и подчиняющего его своей воле.

Он познакомился с Владимиром Дмитриевичем Воронцовым, и они быстро стали друзьями.

В августе 1812 года полк Воронцова вел арьергардные бои. В одном из них Владимир Дмитриевич был ранен пулей в бедро. Полк отступал, французы надвигались. Тогда герцог, бывший на поле боя сторонним наблюдателем, не имел права вмешиваться в ход сражения. Как друг, он не имел права остаться в стороне. Не раздумывая, Глостер направил коня в самое сердце сражения, чтобы спасти раненого друга.

По окончании войны друзья вернулись в Петербург, где Владимир Дмитриевич познакомил лорда Уолтера со своей молодой женой Еленой Семеновной, одной из первых столичных красавиц.

Это была спокойная и выдержанная женщина. В отличие от прочих дам ее возраста, она не позволяла себе обмороков, никогда не бледнела, не краснела, никогда не улыбалась, если ей этого не хотелось. Сказать точнее, она вообще не улыбалась. И в отличие от всех прочих дам, она не была в восторге от франтов, которые пылкой страстью своею пленяли сердца молодых красоток, всячески за ними ухаживали и писали им любовные послания.

И разумеется, она не могла не обратить внимание на спокойного dandy Уолтера Глостера, с надменною

улыбкою смотревшего на этих франтиков, которые пытались проявить пытливость скудных своих умов, дабы вызвать у дам восхищение.

Нельзя сказать, чтобы Елена Семеновна была насильно выдана замуж. Она не любила своего мужа, как не любила ни одного мужчину, однако она уважала Владимира Дмитриевича и ценила за благородство и справедливость.

Когда же графиня увидела лорда Уолтера, сердце ее забилось быстрее, она, всегда выдержанная и бесстрастная, улыбнулась ему той теплой и ласковой улыбкой, какую может дарить лишь влюбленная женщина.

Сам герцог Глостер, если что и почувствовал (а он очень сильно почувствовал), не посмел подать виду, так как флирт с женой своего друга находил занятием крайне неблагородным.

Что до Владимира Дмитриевича, то сам он настолько сильно любил Елену Семеновну и настолько слепо верил в ее супружескую верность, что перемены в ее поведении не заметил.

Зато ее заметил князь Андрей Петрович Суздальский, бывший в ту пору действительным тайным советником, — он служил в Министерстве иностранных дел, а стало быть, имел к герцогу Глостеру непосредственное отношение. Но, зная благородный и честный характер лорда Уолтера, Андрей Петрович счел крайне неразумным поступком посвящать Владимира Дмитриевича в выводы, вытекающие из сделанных им наблюдений, так как это могло привести к конфликту, дуэли, кровопролитию, усугублению отношений двух держав, чего князю Суздальскому, политику и человеку разумному, не хотелось.

Герцог Глостер оправдал его ожидания. Когда он понял, что чувства к нему Елены Семеновны усиливаются с каждой их встречей (а понял герцог это очень быстро), он сделал все возможное, чтобы свести свое общение с графиней Воронцовой к минимуму: перестал бывать в доме Владимира Дмитриевича, а редкие встречи с ним устраивал так, чтобы Елена Семеновна не принимала в них участия. Он перестал появляться на многих неофициальных мероприятиях, но, увы, он оставался британским послом, а потому был вынужден посещать светские рауты и императорские балы, где неизменно каждый раз он сталкивался с графиней Воронцовой.

Герцог Глостер был очень амбициозен. Как и десятки поколений Редсвордов до него, он делал головокружительную политическую карьеру. Но, как уже было сказано выше, превыше всего он ценил честь и свое доброе имя, и, дабы избежать пренеприятного конфликта, который неизбежно грозил остаться черным пятном на его репутации и жирной кляксой на репутации его семьи, он написал королю прошение как можно скорее сложить свои полномочия и вернуться на Альбион.

Прошение было принято, и лорд Уолтер ожидал прибытия в Россию нового посла. Сквернее всего было то, что он сам успел полюбить Елену Семеновну, но, как истинный рыцарь, стоически свои мучения переносил, так что никто этого не замечал — кроме Андрея Петровича. Князь Суздальский сблизился с герцогом Глостером и стал его близким другом. Ему одному лорд Уолтер поверял тайные свои переживания и мучения.

Наконец в Петербург прибыл новый посол, и герцог сложил свои полномочия.

В последнюю ночь перед отъездом он не мог заснуть, расхаживал по кабинету в своей резиденции, писал стихи (чего с ним раньше не случалось), много курил и страдал.

Неожиданно в резиденцию герцога Глостера явилась Елена Семеновна. Она была в смятении и отчаянном трепете перед разлукой с человеком, которого она любит. О, как прекрасна женщина в отчаянии! И как безудержно она говорит о своей любви перед разлукой! Никто, ни один мужчина, если он любит, не в силах выдержать страдания любимой женщины. И твердость духа, выдержка, понятия о чести и надменность — все уступило перед любовью. Лорд Уолтер принял Елену Семеновну в свои объятия и запечатлел на ее устах свой поцелуй…