Уха из золотой рыбки
Шрифт:
– Из-за чего? – насторожилась я.
– А у нее щиколотка была замотана, – спокойно пояснила Олеся, – небось растянула. Очень некрасиво получилось, розовый ремешок со стразами как раз на бинт пришелся. На мой взгляд, в подобном случае следует обувать сабо.
В моей голове мигом всплыли показания похотливого дедушки, утверждавшего, что у Лики была перевязана нога.
Попрощавшись с девчонками, я побрела к «Пежо», по дороге вспомнила, что у меня кончились сигареты, и остановилась около ларька. Толстая продавщица выдала мне пачку «Голуаз»,
– Эй, Варька, ты проиграла! Эта опять в новой шубе!
Я вздрогнула и выронила курево прямо в лужу грязи. Поднимать пачку, а потом класть в сумочку измазанную упаковку не хотелось, и я, попросив еще раз сигареты, укоризненно сказала:
– Зачем вы так кричите? Испугали меня.
– Нервные все стали, – без всякого раскаяния в голосе ответила торговка, – скучно нам тут, вот и шуткуем с Варькой. Бабу одну приметили, ну не поверите, каждый день в новой шубе появляется. Во, денег сколько! А тут сидишь день-деньской и копейки в результате имеешь.
Я уронила вторую пачку и уставилась на сигареты, почти утонувшие в жидкой каше из первого снега. И как только раньше я не додумалась до такого простого решения. На площади возле метро «Спортивная» полно ларьков, и в каждом тоскует продавец. Большинство из них от скуки разглядывает пейзаж, тем более летом, в жаркую погоду. Как правило, основная часть ларечников выходит наружу из тесных душных киосков и поджидает покупателей на свежем воздухе, если то, чем мы дышим в июле в Москве, можно так назвать. Забыв про сигареты, я понеслась к «Пежо».
– Эй, – завопила табачница, – эй ты, коза офигевшая! «Голуаз» растеряла, подбери!
Но я уже уселась за руль и включила «поворотник».
Глава 10
Впрочем, прежде чем ехать к метро «Спортивная», следовало зарулить к Лике домой и посмотреть на розовый костюм.
Распахнувший дверь Юра тихо спросил:
– Даша? Что случилось?
– Погоди, – оттолкнула я его и понеслась в комнату к Лике.
Распахнув шкаф, я порылась в вешалках и вытащила розовый костюм из полотна. Так, его на самом деле произвела фирма «Ольсен», хорошая, качественная вещь, очевидно, безупречно сидит, жаль только, что поносить ее больше Лике не придется!
На жакетике и на юбке виднелись темные пятна. Может, кока-колу и производят из натурального, экологически чистого сырья, но, попав на одежду, жидкость оставляет несмываемые следы.
– Ты видишь пятна? – налетела я на Юру.
– Ну, – растерянно ответил парень, – ага, мама чем-то обкапалась, жалко, дорогая шмотка!
– Нет, – радостно закричала я, кидаясь к двери, – просто великолепно, что Лика была неаккуратна! Прямо счастье! Костюм не трогай, не смей его ни в коем случае стирать или сдавать в чистку! Лика скоро будет на свободе!
– Ладно, – попятился Юра, – мне бы и в голову не пришло его чистить, пусть, думаю, висит себе, мне не мешает, я мамины вещи не убираю, не могу!
– Не надо, – кипятилась я, влезая
– Вы уверены? – с робкой надеждой спросил Юра.
– Абсолютно, – воскликнула я, вылетая из квартиры Лики, – но пока никому ни слова. Слышишь? Держи язык за зубами – и скоро обнимешь маму.
– Вы не ошибаетесь? – прошептал юноша.
– Нет! – рявкнула я и убежала.
Возле входа на станцию «Спортивная» шла бойкая торговля. Человек, желавший попасть в метро, волей-неволей проходил сквозь строй будок, предлагавших сигаретно-жвачно-шоколадный ассортимент.
Еще тут имелись тонары с хлебом и молоком, павильончик, набитый овощами, книжный и газетный лотки.
Оглядевшись, я решила начать с сигарет. Приобрела третью за сегодняшний день пачку «Голуаз», предусмотрительно сунула ее в сумочку и спросила у торговки:
– Наверное, сейчас покупателей нет.
– А че? Берут люди, не жалуюсь, – бойко ответила та.
– Летом, наверное, больше покупают?
– Не знаю.
– Вы тут только осенью стоите?
– Я в сентябре приехала, с Молдавии, – пояснила молодуха.
Пришлось идти к следующей точке, потом к третьей, четвертой… Через полчаса я, продрогнув на ветру, зашла в вестибюль метро, чтобы согреться. К сожалению, приходится констатировать, что люди, продающие на площади всякую ерунду, в массе своей не москвичи. В конце августа – начале сентября основная часть гастарбайтеров отправилась домой, а на их место встали новые, прибывшие из Молдавии и Украины. Наверное, следовало бросить бесполезный обход, ведь и так понятно, что в оставшихся не осмотренных мной будках сидят все те же хохлушки. Но Дегтярев иногда, приехав домой, ложится на диван и заявляет:
– Основное в нашей работе – аккуратность и упорство. Никогда нельзя оставлять дело на полдороге, думая, что уже ничего интересного не узнаешь. Нет, коли начал обход квартир, пробегись по всем, вдруг в самой последней тебя поджидает удача.
Слегка приободрившись, я вышла на площадь и продолжила опрос, но, как только женщины, к которым я обращалась, раскрывали рты, на меня наваливалось разочарование. «Шо?», «Погодите хвылину», «Скильки вам дати?»
Не надеясь уже на успех, я добралась до лотка с книгами и уставилась на яркие томики, предусмотрительно спрятанные под прозрачную пленку. Продавец, мужчина примерно моих лет, ловко смахнул щеточкой мелкий снег и спросил:
– Что желаете? Детективный или любовный роман?
Вот он был москвич. «Ра-а-ман», «любовный ра-а-ман» – так говорят только те, кто вырос в столичном мегаполисе. А еще люди моего возраста, те, кто родился где-нибудь на Чистых Прудах, Мясницкой, Солянке или Красной Пресне, произносят «булошная», «прачешная», «молошная». С точки зрения фонетики русского языка, это неправильно, но именно так озвучивали эти слова воспитавшие нас бабушки, коренные москвички.
– Смотрите, новая Анна Берсенева вышла, – старательно показывал мне товар офеня, – хорошо идет, просто влет.