Уход на второй круг
Шрифт:
Она удивленно взглянула на Фриза и проговорила:
— Наверное, нет. Но спать там, где работаешь — беспринципно.
— Я помню твою установку, Ксюш. Она на меня не действует. Кулаки Отелло — другое дело. На свадьбу-то позовешь?
— Вы сейчас серьезно? — еще больше удивилась Басаргина.
— А то! Может, я всю жизнь мечтал украсть невесту?
— У вас не получится, — вырвалось у нее со смешком.
— Ты во мне сомневаешься? Или Отелло к стулу привяжет?
— Я уверена в себе.
— Верная и преданная? — хмыкнул Фриз.
— Циником быть проще? — спросила она в
— Ты и сама это понимаешь.
Она понимала. Хотя никогда не искала простых путей, балансируя между пресловутыми «добром и злом».
Лишь все чаще озадачиваясь чувством, что ее собственное «зло» по отношению к другим — к Глебу — начинает перевешивать. Оправдывала себя, что ничего ему не обещала, и понимала, что каждый принятый звонок, каждая открытая дверь — и есть некое обещание.
Она не помнила, когда это началось. Ожидание, мысли о завтраках, выискивание совпадающих выходных. Ссоры. Которые возникали едва ли не из воздуха и приводили не к привычному сексу — к примирению.
Ксения хорошо помнила одну из таких ссор.
Она возвращалась с экзамена, откровенно уверенная, что ей повезло. Несмотря на почти заброшенную учебу, легко справилась с английским. Практика помогла. По этому поводу в супермаркете был куплен торт-мороженое. И подъезжая к дому, она набрала Глеба, воспользовавшись поводом, но терпеливо выслушала положенное количество гудков, прежде чем вежливый голос предложил перезвонить позже.
— Ну и ладно! — сказала она оператору, поворачивая во двор, и чудом не зацепила собственным кенгурятником и без того разукрашенный царапинами бампер реношки. Салон внедорожника огласился громким ругательством.
Ксения зыркнула по сторонам. Успела заметить Глеба, курившего на крыльце с водилой. «Петькой», — услужливо подсказала память. И девицу-медсестру в кабине. У этой имени не было. Глеб ли не говорил, или она сама не запомнила — история умалчивала.
Припарковавшись и захватив с соседнего сидения пакет с тортом, Басаргина выбрались из машины и щелкнула замком. Каблуки звонко застучали по асфальту, и так же звонко она поздоровалась с Глебом, направляясь к подъездной двери.
— От медицины привет работникам авиации! — торжественно обрадовался Парамонов, отвлекаясь от беседы с водилой. — Все нормально?
За это время лохмы его отрасли еще больше — кажется, Глеб совершенно игнорировал необходимость похода в парикмахерскую. Но при этом он похудел, сделавшись еще более жилистым, вытянутым, крепким — пробежки и трезвый образ жизни шли ему на пользу.
— Вашими молитвами, — отозвалась она, прикладывая к домофону ключ.
— Режим «Королева» активирован, — хохотнул он.
— И вам хорошего дня, — фыркнула Ксения и скрылась в тени подъезда, прекрасно расслышав за спиной торопливо брошенное Глебом: «Ладно, Петь, езжай, привет жене!»
С этого момента можно было запускать обратный отсчет. Он затушил сигарету. Раз. Бросил окурок в урну у крыльца. Два. Махнул водителю. Три. Повернулся к двери. Четыре. И, наконец, влетел в подъезд вслед за Ксенией, чтобы догнать ее почти в самом начале лестницы. Потому что он тоже соскучился. Он чертовски соскучился по ней. До жжения внутри, под ребрами. До жуткого желания получить
— Дай сюда пакет, — пробормотал он куда-то ей в шею, оказавшись рядом, на пару ступенек ниже. Потягивая носом запах. И задыхаясь от желания.
— Это мой пакет, — буркнула Ксения.
— Отдам в кухне. А потом честно пойду спать.
— Я звонила… — сказала она прежде, чем успела вспомнить про Фриза с его просьбой о приглашении на свадьбу, и услышала в собственном голосе упрек.
Свадьбы нет, а упреки есть. Слишком явные, слишком из другой жизни. И даже не ее жизни — никогда ей не были свойственны подобные упреки.
— А я собирался перезвонить, когда Петьку выпровожу, — он все-таки отнял у нее пакет и усмехнулся, близко-близко от ее лица, так, что она ощущала малейшее шевеление воздуха и любое движение его рта: — Сдала?
— Сдала, — кивнула она, с силой сжимая в ладони ключи, отчего они больно впивались в кожу.
— Умница, дочка.
В следующее мгновение расстояния между ними совсем не стало. Губы их почти совпали по контуру. И ощущение кожи на коже — каждой складки, каждой ложбинки, каждой шероховатости — сводило с ума. Поцелуй не был быстрым. Медленным и нежным, но вместе с тем соскучившимся. Таким, как если бы он целовал ее тысячу лет до этого, зная наизусть звучание любого ее вздоха, и все не мог насытиться. А потом не целовал один год — и встретив вновь, уже не мог оторваться. Его свободная рука заскользила по рукаву ее пальто, добираясь до плеча. И выше, до шеи. Прокралась под шарфик. Касалась пальцами кожи. А потом он выдохнул и отстранился, оставаясь совсем рядом, чтобы ощущать исходившее от нее тепло.
— С приездом, Ксёныч.
Она перевела дыхание, не чувствуя ничего, кроме его руки на своей шее, и ускорила шаги по ступенькам, потащив его за собой. Глеб вновь поднимался наверх. Не было прошедших суток на ногах, не было усталости от вызовов ложных и моральной истощенности от трудных. Не было даже последнего недопитого стаканчика кофе, оставленного на крыльце у станции — он испытывал жажду того рода, которая имеет отношение только к Ксении. Она возилась с замком — а он сдвигал шарф в сторону, чтобы вместо пальцев на ее шее были его губы, в то время как свободная ладонь ложилась на затылок, зарываясь в волосы.
Закрытая изнутри дверь смела все барьеры. На пол летело лишнее — пакеты, вещи, приличия, отмечая их путь по квартире. Ее руки метались по одежде Глеба, быстро и уверенно, следом метались губы резкими, требовательными поцелуями по обнаженной коже. Откровенно хотела его и также откровенно предлагала себя. Чтобы он брал. А он брал предложенное. Подхватил ее тело, тонкое и гибкое, увлек на постель, осыпая касаниями, в которых нуждались оба. И знал, что соскучился. Каждый раз скучал в их разлуки. И с каждой — все сильнее. Раздвигал молочно-белые ноги, поддерживал ягодицы, сжимая пальцы. Лицом утыкался то в грудь, то в живот, опускаясь ниже, пробуя на вкус кожу — чуть прикусывая, касаясь языком, втягивая носом запах. Добрался до пальцев ног, проводя по ним губами, и вновь заскользил вверх, по внутренней стороне бедер, пока не коснулся горячего и влажного, захватывая ее в плен.