Уход на второй круг

Светлая Марина

Ксения промолчала, некоторое время изучала его лицо и спросила:

— Чай, кофе?

— Чай. Мне еще улечься и уснуть. Закурить можно?

— На балконе.

— Ага, — Глеб подхватился, взял свою тарелку, с которой с рекордной скоростью исчезли и овощи, и мясо. Отнес в раковину.

Потом пошарил в карманах джинсов, извлек зажигалку, покрутил ее в руках. Сигареты забрал со стола, куда небрежно бросил их, когда еще только пришел. И поплелся в комнату, оставив ее одну.

Простые действия не мешали мыслям. Пока Ксения мыла посуду, убирала со стола, заваривала чай — раз за разом воспроизводила в голове их разговор. Конечно же, не могла не заметить, как Глеб отреагировал

на ее «не навсегда». Слово «постоянство» было произнесено в противовес — это она тоже поняла. Не понимала лишь одного, если так задевает — зачем приходит? Совершать публичные акты мазохизма? Смешно и глупо… Или их встречи теперь входят в зону его «постоянства»?

Ответом ей послужил телефонный звонок, раздававшийся где-то в районе входной двери. Ксения отлепилась от стола и протопала в прихожую, где на полу, поверх ее пальто, валялась мужская куртка, разливавшаяся электронной трелью. С продолжавшей трезвонить одеждой она и явилась на балкон, протянув ее Глебу. Он высунулся ей навстречу — видимо, тоже услышав звонок. Встретились на высоком пороге. Парамонов улыбнулся — наивно и немного по-детски. Ясно: остыл. Перевел дыхание. И негромко буркнул:

— И тут достанут.

Ее лицо отобразило что-то вроде «no problems» в абсолюте безразличия к «достанут» и «тут». Парамонов же завозился, вынимая телефон из куртки. Взгляд на дисплей не добавил радости. Он нахмурился и на мгновение задумался над тем, не послать ли все и всех на земле к лешему. Но уже давно не верил в сказки — ни леших, ни гномов не существует. А драконы допустимы только внутренние. И те, в принципе, поддаются укрощению.

— Да. Что там у тебя? — принял он, наконец, вызов, выпершись снова на балкон и уткнувшись во двор. На его первом этаже балкона не было, увышка. Вроде, все то же, а все-таки не то. Картинка сверху. Что угодно, лишь бы не этот треп из стабильной жизни. Перевел дыхание, подал голос: — Как всегда… Слу-у-учай интересный. Сереж, если честно, ты хирург или где? У тебя эти интересные случаи стабильно раз в месяц… Детство?.. Честно говори, Вера попросила?.. Что ж сама не звонит?.. Брось, все это кончено, какого хрена, а?

Последнее, достигнув ушей Ксении, задержалось в осознании. Сама не понимала, что заставило ее замедлить шаг, прислушиваясь к дальнейшему разговору. Но все же остановилась, снова обернувшись к балкону.

— Нет, это не я из себя корчу, — звучал, между тем, раздраженный голос Парамонова. — Я просто живу и ни к кому не лезу, но, когда лезут ко мне, почему-то всем разом становится неловко. Мне эти ваши языки в задницах нахрена? Я не настаиваю и никогда не настаивал… — Он перевел дыхание и видимым усилием воли подавил собственную злость. Видно было только, что вцепился в перила балкона, продолжая слушать. До тех пор, пока не выдал устало: — Черт с тобой, что там у нее?..

И замолчал, иногда угукая и переспрашивая. Длилось это однобокое молчание недолго. И снова взорвалось его негодованием:

— И которые сутки ребенок мучится?.. Сколько? Пять? Она рехнулась?.. А какого черта было ждать подтверждения, если ее с такими симптомами из областной к вам приперли? Это не корь. Ах, думала, ротавирус?.. Ребенку одиннадцать лет, Сережа, зона риска! Температура от герпеса — версия шикарная… особенно при таком букете. Вера вообще давно втык не получала? Почему УЗИ не сделали? На основании чего?.. Зашибись! Симптомы?.. То есть исключить острый живот вам — не симптомы. А герпес — симптомы? Ты на секундочку прикинь — перитонит, и молитесь, чтоб по всей брюшной полости спаек не было, потому что хрен вы ее откачаете, умники. А всего-то и нужно было… Не ору! Это ты орешь!.. Сейчас с ней что?.. —

он снова замолчал выслушивая, потер переносицу, скользнул ладонью по отросшим волосам, чуть ероша их. Потом отчеканил: — Ясно. Ладно, с этим ясно… Я тебе и так скажу, что, если аппендикс, считай с того света возвращать. Зеленая же уже, да? Мне тебя учить быстро руку от живота отнимать у мелкого? Или Веру? Так не интерны уже, вроде. И УЗИ прямо сейчас… Если вопросы будут, звони и результаты обследования на почту мне сбрось. Но, я думаю, сейчас все прояснится… Остолоп, ты у меня в ассистентах два года ходил, ни черта не научился!.. Вообще-то, я тоже не детский врач! Но звоните вы мне! Она рядом?.. Да? Ну передай ей мой пламенный. Хрен я к вам своего ребенка на стол положу, Сережа! Пока!

С этими словами он отключился. И так и замер на месте. Стоя у перил и глядя на двор. Двор по-прежнему казался чуть-чуть чужим. Из-за другого ракурса.

Мало что понимая из набора слов, раздававшихся по комнате, и не уверенная, что даже верно их расслышала, Ксения как могла тихо вернулась обратно в кухню. Пыталась свыкнуться со странной мыслью, мелькнувшей среди прочих, что и в ее жизнь Глеб привнес долю «постоянства», заключающегося в трех словах: «что это было». С трудом верилось в эффективность медицинской реформы, когда на обычной скорой раскатывает обычный врач из… А, кстати, откуда? Где у него были ассистенты, куда привозят из областной?

Иерархия медицинских заведений в представлении Басаргиной выглядела китайской грамотой. И все же разобраться, что же это такое было, становилось особенно важным. Не из любопытства, а потому что, оказывается, ей действительно нужно знать больше, чем ничего, о человеке, который… рядом.

Глеб явил себя еще минут через пять — докуривал. Уселся на диванчик, положил рядом телефон и негромко попросил:

— Можно мне пароль от твоего вай-фая? Придется в почту зайти.

— У тебя есть дети? — спросила она невпопад, рассматривая его, как нечто диковинное.

— Какие дети? — непонимающе уставился он на нее.

— Обыкновенные! Ты говорил… Я слышала.

— А-а-а-а, — по его лицу расползлась улыбка. Рассеянная, уставшая, вялая. — Не, это так… гипотетические дети… для операционной конкретных живодеров.

— А почему они звонят тебе?

— Да это коллега бывший… из Института неотложки — посоветоваться… им в детство девочку привезли с симптомами от герпеса до кишечной инфекции. Они никак не определятся. Сейчас точно по закону подлости окажется аппендицит. А пять суток потеряны. Перитонит. Плохо, короче.

На лице Ксении отразилось явно удивление, которое она и не пыталась скрыть, озвучив его:

— И какого черта ты делаешь на скорой?

— Работаю, — пожал плечами Парамонов.

— Это такой карьерный рост?

— Бывает и такой, — криво усмехнулся он, начиная мрачнеть, хотя куда уж было мрачнеть-то. — Допустим, мое призвание фельдшерство?

— Ты еще про водопроводчика расскажи! — фыркнула Ксения.

— Что плохого в моей работе?

— А что в ней хорошего? Я не понимаю, о чем ты говорил, но я слышала — как. Чушь собачья твое фельдшерство.

— В медицине нет того, что называется чушью, если это сопряжено с жизнями людей.

— Да ладно! — махнула рукой Ксения. — Можно подумать, ты в своем Институте плохо управлялся с этими жизнями, если тебе звонят за советами. Кстати, пароль от вай-фая — мой телефон.

— Ну вот плохо управлялся! — взорвался Глеб, вглядываясь в ее лицо ядовито-синими глазами. Почти индиго. — Ты же не знаешь, почему поперли. Именно поперли, а не ушел!

— Они правы? — не отводила она взгляда. — Или проще было согласиться?