Уходи и будь счастлива

Сэнтер Кэтрин

И тут произошла странная вещь. Когда мы были уже совсем близко от взлетной полосы, крылья проделали что-то, что я могу описать только как взмах. Они немного накренились и тут же выпрямились. Меня пронзил страх.

Все произошло в одну секунду, но эта секунда все изменила. Что-то было не так.

Я посмотрела на Чипа. Его лицо сделалось каменным.

– Чип? – спросила я.

– Ветер переменился, – ответил он.

– Что? – спросила я. – Это плохо?

– Теперь он боковой, – были его единственные слова.

Боковой? Что такое боковой? Звучало не слишком

хорошо. Чип смотрел на приборы и работал педалями. Его лицо было непроницаемым.

Он держал самолет достаточно устойчиво. Я притихла, молясь о том, чтобы нам хоть немного повезло.

Мы уже были в двадцати футах от полосы, которая тянулась прямо перед нами. А потом неожиданно бетонная дорожка скользнула вбок. Сначала она была под нами, а потом выскочила из-под нас, словно кто-то неудачно попытался проделать трюк со скатертью. И вместо полосы перед нами была небольшая роща.

– Вот дерьмо! – воскликнул Чип, крепче ухватившись за штурвал.

Он ухитрился снова вернуть нас на позицию над полосой.

– Чип?

Но он начал переговоры с диспетчерской вышкой:

– Сессна три два шесть танго дельта Чарли. Не удалось приземлиться, сильный боковой ветер, – а потом его пилотский голос, похоже, отказал ему, и он перешел на нормальную человеческую речь: – Попробую попытаться еще раз.

Наушники затрещали:

– Роджер Сессна три два шесть танго дельта Чарли, следуйте тем же курсом.

А потом земля стала удаляться от нас. Мотор неожиданно заревел, как газонокосилка, накачанная стероидами. Мы поднялись в воздух и развернулись, чтобы снова попытаться зайти на посадку. На юге небо было безоблачно голубым, а на севере – багровым. Еще одна вспышка молнии.

– Боковой ветер из-за грозы? – спросила я.

Чип не ответил. Капелька пота скатилась из-за его уха и впиталась в воротник футболки.

Со второй попытки он начал снижаться еще вдали от полосы, словно давая себе возможность подправить курс, если в этом будет необходимость. Что он и сделал. Дважды полоса под нами ускользала в сторону, и дважды Чип возвращал самолет на место.

– Очень хорошо, – сказала я, чтобы подбодрить его, отчаянно надеясь, что ему не придется снова подниматься в воздух и начинать все сначала. Я чувствовала, что меня вот-вот стошнит, но это меньше всего волновало меня в тот момент.

Я хотела только одного – чтобы мы коснулись бетона.

Наверное, это было самое медленное снижение в истории авиации. Чип еще раз поправил курс, и мы стали приближаться к земле. Я видела асфальт, который приглашал нас опуститься на него. И я стала молиться, чтобы мы коснулись его.

А потом мы приблизились к той части полосы, где рядом с ней стоял ангар для самолетов. Его размеры были достаточно большими, чтобы немного задерживать ветер. Мы были примерно в десяти футах над полосой, когда пролетали мимо здания – так близко, – и я почувствовала, как ветер затих, когда мы оказались в его тени. Все как-то затихло. Даже мотор стал работать не так громко. Чип немного расслабился. Земля была настолько близко, что, казалось, можно было дотянуться до нее рукой.

«Мы

сделали это», – подумала я.

А затем мы вылетели из-за ангара, обратно на открытое место, и в этот момент резкий и сильный порыв ветра ударил в бок самолета с моей стороны, и он проделал то, что авиаторы называют «переворотом через крыло».

Я помню это, словно все происходило как в замедленной съемке. Я помню, как в меня впились ремни безопасности, жесткие, словно деревянные доски. Крыло с моей стороны взмыло вверх, и самолет перевернулся. Я помню, как противоположное крыло скользнуло по полосе с разрывающим барабанные перепонки звуком, когда металл соприкоснулся с бетоном. Я помню, как Чип крикнул в ужасе:

– Держись!

Хотя я понятия не имела, за что держаться. Я помню, что я истошно закричала, и Чип тоже закричал. Мы в шоке посмотрели друг на друга, словно говоря: «Не может быть, чтобы это происходило с нами!» Я помню, как в моем сознании промелькнула мысль о том, что кричать было бессмысленно, так как было ясно, что нам никто и ничем не мог помочь. А потом все заслонила другая мысль:

«Это момент нашей смерти».

Мы, безусловно, не могли никак повлиять на то, что происходило. Мы были совершенно беспомощны, и, когда я это осознала, меня пронзила мысль, что все, чего я так ждала, закончилось, еще не начавшись. Чип и я, и свадьба на берегу, которой у нас не будет, и бигль, которого мы уже не спасем из приюта, и дети, которых мы никогда не родим. Говорят, что в такой момент перед глазами проносится вся жизнь, но я видела не свою прожитую жизнь. Я видела ту жизнь, которую так ждала. Ту жизнь, которую у меня больше не было шанса прожить.

Будущее просочилось сквозь мои пальцы в тот момент, когда я уже почти держала его в руках.

Внезапно я закипела от злости. В тот момент я не думала ни о родителях, ни о друзьях, ни о том, как тяжело отразится моя смерть на ком-либо. Я просто не могла поверить, что мне осталось жить считаные секунды.

Я не могу сказать вам, сколько полных вращений совершил самолет, который гнало по взлетной полосе, как потерявшегося воздушного змея. Не зря это называлось переворотами через крыло. Крылья превратились в спицы гигантского колеса, а мы стали чертовой осью вращения. В какой-то момент я полностью утратила ориентацию и перестала чувствовать вращение. Мне казалось, что нас просто качает взад-вперед. Я помню, что сосредоточила все силы на том, чтобы меня не стошнило, потому что контролировать что-либо еще уже не было никакой надежды.

Я уже была готова извергнуть все содержимое желудка, когда крыло с моей стороны отвалилось с ужасающим, леденящим кровь треском. Струя горючего ударила в окно, словно мы были внутри мойки для автомобилей, и мы, наконец, плюхнулись в канаву. Я оказалась лежащей внизу, а Чип болтался в воздухе.

Мы остановились.

Все замерло.

И тогда меня вырвало прямо на окно, которое было подо мной.

Глава 2

Спустя тысячу лет я услышала Чипа, который сдавленным голосом произнес: