Уходи не оглядываясь
Шрифт:
Вопросы в Кириной голове закручивались, как ей показалось, в спираль… Роились и жужжали, гудели, как толстые летние шмели, и словно вылетали невесть откуда… За ними полезли и воспоминания – те самые, непрошеные, подтверждающие.
Вот Игорь достает из чемодана длинную узкую коробку, а потом еще одну, почти такую же. Первую прячет обратно, а вторую вручает ей со словами «Смотри, какая красота! Уникальная роспись, второго такого нет в целом мире!». Милый шелковый шарф с росписью батик, конечно, был очень хорош. Но Кира-то видела ту, первую, точно такую же коробку…
Воспоминаний становилось все больше, они, словно кислота, травили Кирину душу. И почему-то раз за разом слышались ей слова Игоря «Ты такая хорошая… Самая лучшая…».
Они звучали все громче и громче, наконец стали оглушительными, словно набат. Кире хотелось избавиться от них, выбросить из головы, из дома, из жизни… И она закричала:
– Хороших не бросают! От самых лучших не ухо-о-дят! Слышишь ты, не ухо-о-дят!
Но этого было мало, звук собственного голоса словно разбил какие-то невидимые цепи, Кира почувствовала, что может просто на куски разорвать теперь уже бывшего своего любимого. Она схватила с полки вазу и со всей силы грохнула ее о пол кухни. Осколки разлетелись веселым веером, некоторые даже выскользнули в гостиную. Следом полетели на пол тяжелые хрустальные стаканы для виски, потом тарелки с затейливой китайской росписью, потом чайник. Но он оказался металлическим и не разбился, а со звоном опрокинулся на бок. Крышка откинулась, и вода разлилась, замочив пушистые Кирины тапочки.
И только тогда девушка чуть пришла в себя: тапочки мгновенно промокли насквозь. Кире показалось, что на ноги надеты две дохлые лягушки. И не просто надеты – обжигающий холод словно пополз вверх по ногам, он обволакивал, втягивал в себя, убивал, превращал в огромную третью безнадежно и навсегда дохлую лягушку ее саму, еще полчаса назад живую и почти спокойную…
Кира сбросила тапки, но легче от этого не стало: мокрые плитки кухонного пола неприятно скользили, крошечный осколок стекла тут же подло вонзился в палец, да так, что к воде на полу стала примешиваться кровь из ранки.
– Черт, – прошипела Кира. – Надо же обработать…
Стараясь двигаться как можно осторожнее, Кира вытащила аптечку из крайнего шкафа. Коробка была достаточно вместительной, бинт и пластыри лежали поверх всех упаковок с таблетками, но Кира отчего-то вытащила из дальнего угла нижнюю упаковку со снотворным, которое пила очень редко и в самых крайних случаях.
Уже совершенно не обращая внимания на то, что под ногами, и поранившись еще пару раз, она наполнила тяжелую керамическую чашку водой из-под крана и села возле кухонного столика. Задумчиво и осторожно
Горка таблеток на столе поблескивала в ярком свете, манила и словно шептала: «Еще немножко, и тебе станет хорошо и спокойно… Бояться нечего, только представь, как станет легко и радостно…» Шепот становился все громче и громче. Как загипнотизированная этим предвкушением свободы и спокойствия, Кира положила несколько таблеток на ладонь и поднесла ее ко рту. Потом взяла в другую руку чашку и…
И зазвонил домофон…
Этот звук развеял чары. Руки Киры задрожали – она с ужасом посмотрела на горку таблеток на столе, потом перевела взгляд на левую ладонь, потом на чашку… И с размаху бросила все на пол. Таблетки раскатились, вода из чашки расплескалась, отломавшаяся ручка улетела куда-то в глубины дома.
– А-а-а!
Никогда в жизни Кира так не кричала. Она словно выворачивала наизнанку собственную душу – должно быть, пытаясь изгнать всю гадость и грязь, скопившуюся за последнее время и черной жижей заполнившую все внутри.
Кира кричала долго, пока не почувствовала, что заболело горло. И вот это ощущение – такое простое и однозначное, напомнившее почему-то о далеком детстве – привело ее в чувство. Ровно настолько, чтобы сбежать из полуразгромленной кухни и закрыться в спальне. Где не было шепчущих о свободе и спокойствии таблеток, мокрых тапок и луж на полу. Где можно было накрыться с головой одеялом и просто всласть поплакать.
Глава шестая
Часы в приемной показывали почти полдень, когда наконец в кармане Валеры зазвонил телефон. Это была Кира.
– Я заболела, – прохрипела девушка, – меня не будет.
– Выздоравливай, коллега, – ответил детсадиковский друг.
Телефон отключился, но Валера так и не положил его обратно. Что-то в Кирином голосе показалось ему… неправильным. Не так хрипят простуженные счастливые девочки.
– После работы надо будет к ней заехать… Что-то мне это не нравится, – пробормотал Валера и встал навстречу первому на сегодня пациенту. Предстоял не очень долгий день: по понедельникам страждущие семейного счастья почему-то не хотели посещать сеансы психотерапии.
Еще не начало темнеть, когда Валера освободился. Часы показывали начало пятого, серый вечер только вступал в свои права, плачущие окна честно предупреждали, что погода вторую неделю стоит отвратительно мокрая и безнадежно осенняя. Он, конечно, не обращал никакого внимания на погоду: его «Дракону» были нипочем и осенние лужи, и зимние сугробы. Когда-то Валера увидел в одном американском фильме похожую машину – и не успокоился, пока не купил себе нечто подобное. Правда, там шедевр автомобильной промышленности верой и правдой служил вулканологу, вывозя его из-под извергающегося вулкана. Валера же искренне надеялся, что ничего подобного ему не придется испытывать ни на собственной шкуре, ни на железной «шкуре» своего обожаемого четырехколесного друга.
Конец ознакомительного фрагмента.