Уходите и возвращайтесь
Шрифт:
— Можно, — сказал Никита, налегая на яичницу. — Даже нужно. У тебя есть паспорт?
— Уже три года. — Татьяна недоуменно вскинула брови. — Его в шестнадцать лет выдают. А в чем, собственно, дело? Уж не собираешься ли ты меня в загс вести?
— А ты… ты что, против? — заикаясь, спросил Никита.
Татьяна сразу как-то посерьезнела, сжалась и, подперев подбородок кулаком, задумчиво посмотрела в окно. Лоб ее пересекла извилистая морщинка, и она смешно зашмыгала носом.
— Ты слышишь меня? — снова спросил Никита.
— Слышу, — наконец отозвалась Татьяна. — А как ты представляешь нашу с тобой совместную жизнь?
Этот
— Как совместную, — невесело пошутил Никита. — А у тебя есть другие предложения?
— Подождать.
— Подождать?.. Мне три года еще барабанить, а тебе — два.
— Два года не срок, — сказала Татьяна, заплетая бахрому скатерти в косички.
— А пока?
— Мы будем видеться с тобой по субботам и воскресеньям.
— Перспектива. — Никита нахмурился, встал и тяжело заходил по комнате. — Я не понимаю, почему ты не хочешь принимать все так, как оно приходит?
— Кто-то сказал, — Татьяна на секунду оставила скатерть в покое, — если человек преодолевает трудности, это хорошо. Но если он их сам себе создает, то он просто-напросто дурак.
Никита резко остановился:
— Это ко мне относится?
— К нам обоим, — тихо сказала Таня. — И перестань злиться. Я никогда не была ханжой и не буду. Считай, что я твоя жена.
На душе у Никиты стало тревожно и хорошо. Как перед стартом, когда по рации слышишь спокойный и уравновешенный голос руководителя полетов: «Взлет разрешаю».
Он спросил:
— И будет свадьба?
— Студенческая.
— Почему?
— Пока мы официально не зарегистрировались, это наше с тобой личное дело. Родители узнают в свое время.
— Мои в курсе. В гости ждут.
— Съездим, — кивнула Татьяна. — Следующим летом.
— Хорошо, — сказал Никита. Теперь, когда все точки над i были расставлены, ему захотелось действовать. — У нас в распоряжении месяц.
— Для медового вполне достаточно. — Татьяна закрыла ладошками лицо и негромко рассмеялась. — Я все еще не верю… А ведь знала, знала!..
— Что знала? — спросил Никита, который думал уже о претворении возникших планов в жизнь.
— Что именно все так и будет. Как увидела тебя, так и поняла — судьба.
— Прекрасная у нас с тобой судьба! — Никита рухнул на колени и, обняв Татьянины ноги, прижался к ним. — Как тебе идея? Мотоцикл у нас есть, палатку возьмем у Гаврилы — и на необитаемый остров.
Татьяна, соглашаясь, кивнула и взъерошила ему волосы.
— Когда мы едем?
— Завтра утром. Свадьба длиною в месяц!..
ГЛАВА XIV
Нет, тысячу раз был прав Баранов, когда говорил: «Не задирайте нос, рано! Чтобы именоваться летным составом, надо ой-ей-ей сколько еще работать. Не буду спорить, «Як» — машина прекрасная, маневренная, легка в управлении, выходит из штопора, стоит лишь бросить ручку, но она с винтом, желуди, с винтом! А «МиГ» — реактивный самолет, он имеет свои особенности, загадки и секреты, и, чтобы раскрыть их, необходимы прочные, глубокие теоретические знания. И практика.
Тогда до ребят не дошел совет старшего товарища — были они молоды, самонадеянны и слишком опьянены радостью первых самостоятельных и, в общем-то, успешных полетов.
— Ничего, — сказал Алик, — если на «Яках» ездили, то и к этим лошадкам седла подберем.
И здорово ошибся. Да и не только он один.
Что «МиГ» не чета «Яку», Никита понял в первом же полете. Он не очень волновался: ежедневные тренировки на тренажере и хорошая теоретическая подготовка — аэродинамику и теорию реактивного двигателя Никита сдал на «отлично» — сделали свое дело. Машина была давно изучена, и все в ней, вплоть до последнего тумблерчика, известно. И все-таки, когда Баранов, сидевший во второй кабине, спросил: «Готов?» — он на секунду растерялся. «Опять яичницу устроит», — мелькнула мысль. Баранов быстро один за другим включил все тумблеры и краны. Заурчал стартер, и турбина, раскручиваясь, заложила уши высоким и пронзительным визгом. Стрелки приборов ожили и поползли вправо — двигатель запустился.
— Поехали? — спросил Баранов и, не дожидаясь ответа, лениво выбросил вверх согнутую в локте правую руку. Ашир Аширович убрал колодки. Финишер дал знак выруливать. Баранов прибавил оборотов, но машина и не думала трогаться с места.
— Норовистая кобылка, — сказал Баранов, увеличивая обороты.
Самолет еще некоторое время постоял, словно в раздумье, а затем резко рванулся вперед.
— Ты понял, почему она взбрыкнула? — спросил Баранов, когда они вырулили на старт.
— Да, — мгновенно сообразил Никита. — Время нужно учитывать, необходимое для раскрутки турбины.
— Молодец! — похвалил Баранов. Он переключил связь и запросил разрешение на взлет.
Машина мелко подрагивала, и по этой дрожи, нервной, нетерпеливой, пульсирующей, как кровь скакуна перед заездом, Никита вдруг понял, с какой сумасшедшей скоростью помчится по бетонке этот дьявол, как только инструктор отпустит тормоза.
— Сто пятый, я — «Горизонт»… взлет разрешаю. Разбег продолжался до непривычного долго. Никита глянул на приборную доску: «Никаких отклонений. Скорость — сто восемьдесят…» В этот момент Баранов взял ручку на себя. «Приподнял носовое колесо, — зафиксировал Никита. — Отрыв…» С глухим стуком встали в гнезда шасси, приняли соответствующее положение закрылки. «МиГ» взбычился и, задрав нос, свечой устремился вверх. Никиту вдавило в спинку сиденья, но он, не замечая ни боли в пояснице, ни перегрузки, с удивлением взирал на вращающуюся стрелку высотомера: «Три тысячи, четыре, пять, шесть! Шесть тысяч метров, а они в воздухе считанные минуты».
— Ты понял, чем отличается теория от практики? — словно угадав мысли своего ученика, спросил Баранов.
— Потрясениями, — улыбнулся Никита. Его и впрямь поразила эта фантастическая скороподъемность. И тишина — рев двигателя оставался где-то позади.
— Это хорошо, что ты еще не разучился удивляться, — заметил Баранов. И неожиданно: — Ты и театр любишь ходить?
— Очень, признался Никита.
— Сейчас и тебе покажу декорации к спектаклю «Твой звездный час» в постановке инструктора летной подготовки Виктора Баранова.