Уитни, любимая
Шрифт:
Удивительно, но все трое прекрасно обходились без нее, и беседа их становилась все оживленнее.
Как только со стола убрали десерт, Уитни встала и, извинившись, пожаловалась, что у нее внезапно разболелась голова. Ей показалось, что губы Клейтона подозрительно дернулись, но суженные глаза разглядывали ее с вежливым сочувствием, и только.
– Уитни обычно здорова как лошадь, – заверил гостя отец как раз в тот момент, когда та вышла из комнаты.
Следующие две недели Пол приезжал каждый день. Жизнь Уитни превратилась в сказку, грезу, омраченную лишь постоянными визитами Клейтона по вечерам. Однако,
От внимания Уитни не ускользнуло, что Энн последнее время ведет себя как-то странно. Она часами писала письма в те страны Европы, где, по ее мнению, мог сейчас находиться дядя Эдвард, и ее настроение постоянно менялось от нервного оживления до мрачного равнодушия.
Уитни решила, что причиной столь непонятных перемен может быть тоска по мужу.
– Я знаю, как ужасно ты, должно быть, тоскуешь по дяде Эдварду, – посочувствовала ей Уитни как-то вечером две недели спустя, когда они должны были впервые ужинать в доме Клейтона.
Тетя Энн, словно не слыша, продолжала сосредоточенно выбирать туалет для Уитни. Наконец она отыскала великолепный наряд из крепа персикового цвета с низким вырезом, отделанным фестонами. Такие же фестоны, только пошире, шли по подолу.
– Мне так не хватало Пола все это время, пока я жила во Франции, – продолжала Уитни приглушенно, поскольку как раз в этот момент Кларисса начала натягивать на нее платье.
– Детские романы, – задумчиво ответила тетя, – всегда кажутся такими настоящими, вечными, искренними, особенно когда мы в разлуке с предметом нашей страсти. Но обычно, вернувшись, мы обнаруживаем, что фантазии и воспоминания затмевают реальность и на самом деле все обстоит совершенно иначе.
Уитни резко обернулась, не обращая внимания на Клариссу, которая как раз начала расчесывать щеткой ее волосы.
– Неужели ты считаешь Пола «детским романом»? Может, раньше так и было, но не сейчас! Мы обязательно поженимся, в точности как я мечтала!
– Разве Пол упоминал о женитьбе?
Дождавшись, пока Уитни покачала головой, явно собираясь сказать что-то, тетя Энн глубоко вздохнула и опередила племянницу:
– Просто я считаю, что, если он намеревался сделать тебе предложение, у него было для этого достаточно времени.
– Уверена, он лишь выжидает подходящего момента, чтобы признаться в своих чувствах. Кроме того, я совсем недавно вернулась.
– Вы знали друг друга много лет, дорогая, – мягко возразила тетя Энн. – Я видела, как совершенно незнакомые люди, проведя в обществе друг друга всего несколько недель, вступали в брак и жили счастливо. Возможно, мистеру Севарину просто нравится ухаживать за прелестной молодой женщиной, окруженной поклонниками и пользующейся вниманием в обществе. Многие мужчины таковы, ты, конечно, знаешь это.
Уитни, самонадеянно улыбнувшись, чмокнула тетю в щеку.
– Ты слишком тревожишься за мое счастье, тетя Энн. Пол вот-вот сделает мне предложение, вот увидишь.
Но пока элегантный открытый экипаж уносил их в дом Клейтона, оптимизм Уитни начал угасать. Она задумчиво играла с длинной прядью волос, доходивших
Уитни постаралась отделаться от размышлений о презренном соседе. Почему Пол не делает предложения? И почему никогда не говорит ни о любви, ни о женитьбе?
Она все еще искала ответы на эти неприятные вопросы, когда коляска остановилась у дома Клейтона.
Парадная дверь открылась, и на пороге возник чопорный дворецкий, высокомерно разглядывающий прибывших гостей.
– Добрый вечер, – величественно провозгласил он.
Сначала Уитни была шокирована, потом начала втайне забавляться надменными манерами, более подобающими дворецкому титулованного лица, чем слуге мелкопоместного дворянина.
Пока лакей снимал плащи с тети Энн и Мартина, в небольшой холл вошел Клейтон и шагнул прямо к Уитни.
– Можно? – вежливо осведомился он, заходя ей за спину и осторожно притрагиваясь к легкой накидке персикового цвета, окутывавшей ее плечи.
– Благодарю вас, – вежливо пробормотала Уитни.
Откинув широкий капюшон, она расстегнула атласную застежку у горла, стараясь как можно быстрее избавиться от накидки. Прикосновение его рук напомнило ей о дне пикника, когда он бесстыдно ласкал ее у ручья и обещал в будущем сжимать в объятиях дольше и сильнее, словно предлагал ребенку конфету. Самодовольный осел!
Отец подвел тетку к столику полюбоваться безделушками из слоновой кости, а Клейтон проводил Уитни в комнату, служившую, очевидно, и гостиной, и кабинетом.
В широком камине плясало яркое пламя, изгоняя ночной холод и добавляя мягкое сияние к мерцанию свечей в подсвечниках на каминной полке. Мебели было немного, но вся дорогая, красивая и в чисто мужском вкусе. Одна стена была занята длинным дубовым комодом с прекрасной резьбой, на обоих концах которого стояла пара великолепных массивных серебряных канделябров. Верх шкафа был инкрустирован мраморными квадратами, в рамках из полосок резного дерева. В центре красовался огромный серебряный чайный сервиз, подобного которому Уитни никогда не видела. Он казался таким тяжелым, что Сьюелл, их дворецкий, наверняка не смог бы его поднять, не говоря уже о том, чтобы с достоинством внести в гостиную.
Уитни даже улыбнулась, представив, как их всегда безупречно воспитанный дворецкий, спотыкаясь, сгибается под тяжестью подноса с сервизом.
– Смею ли я надеяться, что эта улыбка означает некоторую перемену вашего мнения обо мне к лучшему? – лениво осведомился Клейтон.
Уитни резко вскинула голову.
– Я не успела составить о вас никакого мнения, – солгала она.
– А по-моему, вы обо мне весьма определенного мнения, – хмыкнул Клейтон, усаживая ее в удобное кресло, обитое мягкой темно-красной кожей, и, вместо того чтобы самому устроиться в другом кресле напротив, у наглеца хватило дерзости присесть на подлокотник ее кресла и небрежно вытянуть руку на спинку.