Украденная беременность
Шрифт:
Фаина, которую как раз немного отпустило, замерла, метнулась испуганным взглядом к лицу любимого мужчины, у которого фраза «все будет в порядке» раньше всегда вызывала приступ флешбека…
«Сейчас начнется», — подумала обреченно.
Федор на миг застыл. Остекленел глазами. Потом вдруг тряхнул головой, вдохнул поглубже и вернулся в действительность:
— Значит, вы уверены, что все обойдется? Мои девочки в безопасности?
Фифа прослезилась от облегчения: как все же хорошо, что Федор прислушался к ней и избавился от своих припадков!
— Почти наверняка, — кивнул
— Да, конечно, — Лукьянов погладил Фаину по щеке, шепнул ей ласково «я с тобой, родная!» и поднялся, давая понять, что готов идти куда надо.
— Люблю тебя, — вдруг сказала ему Фифа.
Лукьянов вздрогнул, сдернул с переносицы очки, прикрыл ладонями вмиг увлажнившиеся глаза. Он так долго ждал, так хотел услышать от Фаины эти слова! И вот услышал — сейчас, в такой момент… Неужели Фаина прощается с ним, неужели у нее есть предчувствие, что они больше не увидятся?!
Уезжать из больницы он отказался — так и дежурил почти до утра под дверями «родилки», прислушиваясь к доносящимся из-за дверей звукам: шагам, разговорам, стонам и крикам рожающих женщин…
Здесь Федора и нашел Терминатор. Он приехал не с пустыми руками: привез боссу нормальную одежду и доклад о том, что видеоматериалы, на которых видно, как Светка толкает Фаину в грудь, уже переданы следственным органам.
— На Журавскую заведено уголовное дело по статье «умышленное причинение тяжелого вреда здоровью», а это до восьми лет общего режима, — известил он босса. — Понимаю, Андреич, что это слабое утешение, но, во всяком случае, бывшая супруга исчезнет из твоей жизни навсегда, мы об этом позаботимся.
— Хорошо. Боюсь, если бы я увидел ее еще раз — живой бы она от меня не ушла, — невольно сжимая кулаки, признался Лукьянов.
— Еще раз придется увидеть — на суде. Так что готовься морально, босс.
В этот самый момент из дверей родильного отделения вышел уже знакомый Федору врач — усталый, хмурый — махнул рукой, приглашая подойти. Лукьянов приблизился, чувствуя, как обмирает у него все внутри.
— Ну вот, папаша, как мы вам и обещали, все прошло хорошо, у вас родилась дочь, вес два шестьсот тридцать, здоровая семимесячная девочка. Мать тоже чувствует себя удовлетворительно, так что можете ехать домой отдыхать.
Федор пошатнулся — напряжение, сковывавшее все его тело, схлынуло слишком резко. Терминатор схватил Федора за плечо:
— Ну-ну, ты это, Андреич, давай мне тут не падай в обмороки, словно красна девица!
— Не упаду, — буркнул Лукьянов и обратился к врачу: — Я могу их увидеть?
— Они сейчас отдыхают, но в порядке исключения, так и быть… только постарайтесь их не будить.
…Федора провели в отдельную палату — он с трудом припомнил, как отдавал кому-то какие-то купюры и подписывал документы на платные услуги. В палате стояла высокая больничная кровать. Спящая на ней измученная женщина с забинтованной головой выглядела на широком матрасе особенно маленькой и хрупкой.
Рядом
Федор приблизился, склонился над прозрачным пластиковым ложем, разглядывая новорожденную девочку. Ее ярко-розовое личико выглядело насупленным: бровки сурово сдвинуты, губки сжаты бутончиком.
«Злишься на маму с папой, доченька? Не надо, не злись… мы тебя в обиду больше не дадим, — произнес мужчина мысленно. Говорить вслух он не смог бы, даже если бы захотел: горло сдавило спазмом, на глазах, которые он не сомкнул ни разу за ночь, проступили слезы. — Добро пожаловать в этот мир, малышка…»
45. Светлана
26 февраля 2016 года. Один из Московских следственных изоляторов
Светка лежала на убогом комковатом матрасе под куцым казенным одеяльцем и продолжала стучать зубами — холод и страх так глубоко влезли, въелись в ее нутро, что казалось, от них уже не избавиться никогда. Уснуть женщина даже не надеялась. Как тут уснешь, если, стоит закрыть глаза, как перед ними начинают мелькать жуткие картинки?
…Вот она подхватывает на руки Карли — главное доказательство того, что Лана Журавская имеет куда больше прав находиться в доме Лукьянова, чем эта… пузатая дрянь. Как она смотрела на нее, Светку! Пренебрежительно, самоуверенно! Сколько наглости и презрения было в ее словах — «а-а, так вы — бывшая жена Федора?»
Вот после этих слов Светка и сорвалась с катушек, полезла скандалить и брать нахрапом, надеясь задавить противницу криком, оскорблениями. Мало кто мог устоять, не отступить перед орущей Светкой. Эта — смогла. Она даже не попыталась отодвинуться, сделать шаг в сторону, когда Светлана начала наступать на нее!
Это выбесило окончательно. Захотелось разодрать, расцарапать личико мерзавке, которая уже успела поселиться в доме Лукьянова, надавать ей пощечин, впечатать в ограду ее хлипкую тушку с большим животом…
Лана и сама не знала, нарочно ли она толкнула новую женщину Лукьянова. На то, что беременная девица поскользнется и упадет, она уж точно не рассчитывала. Даже не думала о том, что под ногами скользко. Не до того было.
И только вспомнила Светлана падающую женщину, как ее накрыло новым воспоминанием.
…Вот она, лана Журавская, сидит за столом в допросной. Следак, который устроился напротив, смотрит на нее вроде бы даже сочувственно, и говорит мягко, без агрессии:
— Так что, Светлана Леонидовна, расскажете, как так вышло, что вы толкнули гражданку Филимонову?
И она, Светка, торопясь и захлебываясь словами, начинает объяснять этому мужчине, что она сама не знает, как оно все вышло, что думала лишь заглянуть в бесстыжие глаза разлучницы. Да, глаза выцарапать хотела. Да, могла бы — придушила бы. Но ведь не царапала и не душила!
— Так и запишем, — все так же вкрадчиво, вроде бы даже с сочувствием, говорит следователь, — гражданка Журавская не отрицает, что хотела причинить вред гражданке Филимоновой и нападение совершила преднамеренно.
— Что?! — пытается вскочить со своего места Лана. — Я такого не говорила!