Украденная душа
Шрифт:
— Что это значит? — повторил я.
— Боже мой, неужели все журналисты так непонятливы? — с притворным стоном вымолвил Зимовеев. — Володя, объясни этому товарищу, что мы едем на военную операцию… — Так как Володя стесненно молчал, только задышал чаще, он продолжал сам: — Мы знаем, в какой камере, то есть келье, сидит Софья. Игуменья проговорилась, что в среду ее постригут в монахини. Тогда увезти Софью будет невозможно. То есть увезти-то можно, да скандал будет больше. Попробуем ее сегодня же украсть…
— А Зина знает, что вы ввязались в это дело? — невольно спросил я у Володи.
Володя не ответил.
— К чему
Выглянув в окно машины, я заметил, что мы едем уже под монастырской стеной. Сиромаха что-то сказал шоферу, и тот затормозил.
Сиромаха выскочил из машины. Я неловко вывалился вслед за ним. Володя и Зимовеев разбирали свои инструменты.
Слева от нас глыбилась белая монастырская стена. Голову надо было запрокидывать, чтобы увидеть верхний, крытый железом навес в два кирпича. Справа шумела река, переполненная от таяния горных снегов. Машина стояла на узенькой дорожке. Шофер почему-то не развернул ее к городу. Позади темнел, вроде черной на сером полоски, пешеходный мост, по которому я переходил из города к монастырю.
— Это я сделаю сам! — твердо сказал Сиромаха.
Я увидел в руках у него злополучную «кошку», которую он кидал вчера. Теперь «кошка» была обмотана тряпками, только острые ее зубья виднелись из-под тряпья. «Так будет бесшумнее», — подумал я.
Сиромаха метнул «кошку» с привязанной к ней веревочной узловой лестницей, «кошка» перелетела через стену и глухо ударилась по ту сторону о кирпичи. Сиромаха потянул. Подошел Володя, перехватил из рук Сиромахи лестницу, подпрыгнул и повис на ней всем телом. Раньше, чем я успел сказать, что это неосторожно, опасно, неразумно, то есть одно из тех слов, которые у меня были в запасе, чтобы остановить увлекшихся людей, Сиромаха вдруг перехватился раз, другой руками и оказался на гребне стены. За ним последовал Зимовеев.
Сиромаха что-то еще делал на стене, опускал вторую лестницу, — понял я, — как Зимовеев уже исчез по ту сторону, за ним исчез и Сиромаха. Тут Володя сунул мне в руки жесткую ворсистую веревку, уколовшую мне ладони, буркнул: «Держите! Одни они не справятся!» — и полез вслед за ними, а я, только еще собиравшийся с мыслями, чтобы отговорить их от опасного предприятия, уже стал сообщником. Я держал лестницу, чтобы она не качалась, не билась о стену, а Володя уже перелез через стену. Но вот лестница ослабла, Володя исчез.
Шофер сидел в машине, словно спал или нарочно закрыл глаза. Мне страстно захотелось увидеть, что же происходит на той стороне, за стеной. Я попробовал подтянуться на лестнице, но она моталась из стороны в сторону, и меня крепко ударило о стену. Я попросил шофера:
— Товарищ водитель, подержите лестницу!
— Ни, я с другой экспедиции! — равнодушно ответил он.
Я стиснул зубы и полез. Меня било, мотало, колотило, сдирало кожу о кирпичи, белило мелом, осыпало красной пылью там, где я слишком близко соприкасался с кладкой, но я все-таки поднялся на гребень и заглянул через стену. Еле видимые тени вылезли из глубокого рва к подножию обители. Вот они остановились под третьим с краю окном, прислушиваясь к монастырской тишине. Затем Володя — я узнал его по росту и широким плечам — отделился, встал на самый край рва, что-то засвистело
В ту же минуту чья-то рука выбросила шар обратно, шнур, сплетаясь в комок, повалился вниз, из окна высунулась простоволосая старушечья голова, и хриплый голос произнес надрывным шепотом:
— Нема Софьюшки, нема! Увезли в скит на Громовицу!
И, будто этот старческий шепоток прозвучал громче трубы иерихонской, сразу захлопали окна, послышались встревоженные женские голоса, и колокол монастырского храма ударил набат.
— Бегите, хлопцы, бегите! — прохрипел старушечий голос, потом голова исчезла, послышалось падение тяжелого тела.
В окно выглянули сразу несколько голов, и я мог бы поклясться, что одна из них была мужская, и скорее всего, — господина Джаниса; а сзади, на пешеходном мосту, уже слышался топот, такой слитный, будто это одно длинное черное тело перебирало множеством ног, а противоположный берег осветился фонариками, факелами, словно там только и ждали сигнала, чтобы принять участие в облаве.
Сиромаха, Зимовеев и Володя взлетели на стену, волоча за собой веревочные лестницы, шнур с мягким шаром на конце, и я поторопился уступить им дорогу. Обрывая кожу с ладоней, я вдруг оказался внизу; тут меня впихнули в машину, шофер включил мотор, и «газик» ринулся вдоль стены в гору, туда, где все еще царила спасительная темнота, где не было ни людей, ни домов, ни огней.
Володя сматывал тянувшийся по земле за машиной шнур. Зимовеев перебирал лестницы, потом вдруг проворчал:
— Одну оставили!
— Это на стене, — устало сказал Володя. — Ну черт с ними, пусть приобщат к вещественным доказательствам! Я думаю, они еще будут ее продавать по кусочкам, как свидетельство чуда!
Сиромаха молчал.
И тогда я, которому так хотелось предостеречь молодых людей от опасных поступков, я, который был всех старше и, как мне думалось, опытнее, если не умнее, я буркнул:
— А все-таки мы их перехитрили! Мы узнали, где Софья!
— Что? Что вы сказали? — вдруг повернулся ко мне Сиромаха, и я увидел его блестящие, мокрые глаза. — Что мы узнали?
— Я говорю, что мы узнали, где Софья! — весело и зло закричал я. — Разве вы не слышали, старуха крикнула, что она в скиту на Громовице!
— В скиту? Но почему же мы не поняли? Она что-то прошептала сначала, потом закричала: «Бегите, хлопцы!»
— Черт возьми! Вы же были внизу, а я сидел на стенке как раз против окна! Я-то слышал явственно! Она сказала: «Нема, Софьюшки, нема! Увезли в скит на Громовицу!» Даю голову на отсеченье!
— Зачем же такую голову отсекать! — закричал Зимовеев и вдруг чмокнул меня прямо в губы. Машину как раз толкнуло, и он чуть не откусил заодно и мой нос. — Нет, такая голова нам еще пригодится! — все веселее кричал Зимовеев, а Сиромаха только смотрел на меня блестящими глазами, и они словно бы светились в темноте.
Зимовеев потянулся, хлопнул шофера по плечу, громко, весело сказал:
— А ну, теперь давай в город! Да побыстрее! А то еще, чего доброго, монахини на всех въездах поставят патрули! Тут-то мы их тоже перехитрили! Они думали, мы кинемся обратно, там они нас и сцапают, а мы чуть не из другой республики в город въедем!