Украденная невинность
Шрифт:
Наконец Мэттью встряхнулся, повел затекшими руками и выпрямил ноги. Подоткнув одеяльце вокруг спящего ребенка, он направился было к двери, но приостановился и обернулся. Как это было бы, подумал Мэттью, как это могло бы быть — иметь ребенка от Джессики? Как мог бы обернуться их брак, если бы она, его жена, не предала его так подло?
Теперь Мэттью уже не был уверен, что когда-либо хотел завести ребенка, но вдруг сообразил, что прошлой ночью, в момент их исступленной страсти, могла быть зачата новая жизнь. Как мог он быть так неосторожен? Ведь после всего, чему граф оказался свидетелем, откуда появится уверенность, что ребенок родится
Тоска переливалась в нем, как горькое и тяжелое вино, она шевелилась и пульсировала, словно нечто живое и страшное, но Ситон сделал титаническое усилие, и томительное ощущение начало меркнуть. Это был первый шаг к бесчувствию, которое граф сознательно культивировал всю свою зрелую жизнь, шаг к пустоте, которую он по глупости заполнил чувством к женщине.
Проходя мимо комнат Джессики, Мэттью бросил на дверь мрачный взгляд, но не остановился.
Всю ночь Джессика прометалась по постели без сна, раздираемая тревогой. На рассвете ей наконец удалось заснуть, и хотя это был беспокойный сон, длился он куда дольше, чем ей хотелось бы. Услышав шорохи в спальне, вошла горничная Минерва (занявшись Сарой, Виола предпочла переложить на ее плечи многие из своих обязанностей). Заправляя постель, девушка, по обыкновению, щебетала понемногу обо всем, но на этот раз Джессика едва ее слышала. Она была обессилена физически и опустошена морально — и при этом взвинчена. Мысли ее вертелись только вокруг Мэттью и непонятного гнева, переполнившего его по возвращении из Биконсфилда. Джессика не могла даже предположить, как муж поведет себя, услышав о выходке Дэнни.
Одеваясь, женщина чувствовала себя точно избитой после того, что случилось ночью. Даже волосы, когда Минни водила по ним щеткой, отзывались легкой болью у самых корней, словно их крутили и тянули, хотя она и не помнила, чтобы такое было. Когда горничная попыталась соорудить сложную прическу, Джессика отмахнулась:
— Оставь, Минни! У меня нет на это времени.
— Как желаете.
Но несмотря на то что волосам позволено было свободно рассыпаться по плечам и спине, процедура причесывания длилась еще несколько невыносимо долгих минут. Джессика не хотела думать о том, что час слишком поздний, что она уже опоздала в это утро с объяснениями, но все равно нервозность ее усиливалась с каждой убегающей секундой.
Снова и снова возвращалась она к моментам исступленной страсти, которая теперь, в свете дня, казалась еще более неистовой, почти животной. Почему Джессика не воспротивилась тогда, а позволила вовлечь себя в нечто совершенно чуждое людям их круга? Она тогда боялась мужа и чуждалась его — и все это извращенным образом подстегнуло желание. Вспоминать о случившемся сейчас было стыдно, но мучил Джессику не стыд, а сознание того, что Мэттью сурово осудил ее за несдержанность и потому, как никогда прежде, оставил одну после близости.
Поднявшись, Джессика окинула критическим взглядом свое отражение, набрала в грудь побольше воздуха и приготовилась ступить на территорию мужа. Какой бы трепет она ни испытывала при мысли о разговоре с ним, невозможно было и дальше оттягивать неизбежное. Кроме того, нужно узнать, что же все-таки случилось. Джессика вознесла молитву о помощи и несколько раз постучала. Никакого ответа. Тогда графиня спустилась вниз.
— Доброе утро, Оззи! — приветствовала она дворецкого, надеясь, что ее улыбка выглядит непринужденно. — Не знаете ли, где граф Стрикланд?
— Мне очень жаль, миледи,
— По правде сказать, я так и думала… — Она пожала плечами и закусила губу, подыскивая нужные слова. — К сожалению, я не совсем точно помню, каковы его планы. Он не сказал, куда направляется?
— Нет, миледи, не сказал. Мне известно лишь то, что граф будет отсутствовать до самых сумерек.
— Что ж, Оззи, благодарю.
Уходя, Джессика с досадой качала головой: теперь придется провести беспокойный день! Почему Мэттью уехал без всякого объяснения? Куда он направился? Неужели муж ее избегает? она и раньше не понимала его состояния, теперь же просто терялась в догадках.
День показался ей настоящим пребыванием в чистилище. За что бы она ни бралась, ничто не помогало отвлечься. При виде папы Реджи Джессика бросалась за ближайший угол из опасения, что маркиз заметит в ее глазах страх и подступит с расспросами. Кое-как ей удалось дотащиться через бесконечный день до ужина, в основном благодаря работе в теплице. Ужин нисколько не облегчил настроения. Маркиз ворчал насчет того, что «некоторым непоседам» следует заранее предупреждать о новой отлучке, особенно если не успел даже поздороваться после предыдущей, и Джессике удалось ответить на это какой-то шуткой. Ужин закончился, все разошлись по комнатам, а от Мэттью no-прежнему не было ни слуху ни духу.
Только поздно ночью она услышала шаги в соседней комнате, и тотчас расправила крылья паника, притупленная долгим ожиданием. Сердце забилось неровно, слишком часто. К счастью, Джессика не успела переодеться после ужина. Оправив нарядное платье цвета слоновой кости, которое надела, чтобы выглядеть наиболее привлекательно, женщина направилась к двери, ведущей в апартаменты мужа.
В своей гостиной Мэттью сразу же подошел ближе к зажженному камину. Верхнюю одежду он сбросил и теперь расстегивал пуговицы рубашки. После целого дня в седле кружева обвисли и смялись, пыль покрыла белый шелк, шейный платок перекрутился. Физически ему удалось утомить себя до предела, но сознание оставалось ясным даже после долгой и трудной борьбы с мыслями о Джессике.
Мэттью понимал, что рано или поздно им придется объясниться, и все-таки продолжал откладывать разговор. К своему удивлению, Ситон не мог справиться с чувством, похожим на страх. Слова, которые он готовился бросить в лицо жене, означали не просто обвинение в измене. Они должны были поставить точку на всех его надеждах, на всех глупых, наивных мечтах, которые родились в нем за время жизни с Джессикой. Если бы только он мог возненавидеть ее! Однако пока Мэттью чувствовал только саднящую боль и начало пустоты.
И еще он был одинок — одинок, как никогда прежде.
Может быть, винить стоило не жену, а самого себя. За то хотя бы, что граф Стрикланд навязал ей брак, которого Джессика не хотела. Но было ли это справедливо? Если она все-таки стала его женой, то могла бы уважать его достаточно для того, чтобы хранить верность.
Стук в дверь заставил его вздрогнуть и выпрямиться. Не сразу он понял, что стучат в смежную дверь, а когда до него дошло, что к чему, то напрягся всем телом, Стучала жена, она хотела войти — очевидно, с какими-нибудь упреками. Что ж, самое время, подумал Мэттью и стиснул зубы, готовясь к тягостной сцене. На мгновение в памяти возникла картина: Джессика, подступающая ближе к темной мужской фигуре на задах таверны «Приют путника», но Мэттью оттеснил ее усилием воли.