Украденное волшебство и прочие злоключения

Мари Аннетт

Кровь неслась по венам — хотя она и не замирала — и приходилось управлять дыханием, пока я не ослабил сильнее уже уставшие мышцы. Я не пытался искажать реальность, кроме двух успешных случаев. Я пробовал в опасности пару раз, но не справился.

И я не изучал способность по простой причине: искажение реальности забирало мою магию, словно Сахара — воду. После последнего раза, когда я превратил крюк в якорь, я был без магии сорок восемь часов.

Но потеря магии не будет важна, если я буду мертв. Не

было смысла сдерживаться.

— Ладно, — крепко сжимая Линну, я сжал пальцами другой руки цепочку наручников. — Я попробую.

Я выдохнул, закрыл глаза и представил, как металлические кольца становятся пластиком. Дешевым и хрупким пластиком, из какого были игрушки из магазина, где все было за доллар. Серый. Дешевый, с острыми краями там, где встречались две половинки. Хлипкие звенья с брешами.

Точка в моей голове, где я обычно ощущал магию, была приглушенной и темной, магия отрицания в наручниках подавлял обычное искажение. Может, Линна была права, и моя магия, искажающая реальность, не пострадала. Я не знал, как она ощущалась. Может, она еще работала.

Я наполнил разум всеми деталями пластиковых наручников, в какие хотел превратить металлические, но холодная сталь под пальцами не менялась. Да и с чего бы? Искажение реальности было магией божественного уровня. Мифики могли творить безумие, но я не знал никого, кто мог изменить предмет на молекулярном уровне силой воли.

Но если я смог превратить палочку в змею, а крюк — в якорь, должен справиться и тут. Даже с наручниками, подавляющими магию. Искажение реальности уже нарушало законы вселенной. Почему не нарушить и законы магии?

Я отогнал сомнения, сосредоточился на искажении изо всех сил. Я питал свое отчаяние мыслями о чемодане с блестящими инструментами в крови, кошмарной улыбке Каде, его жутком голосе. Я бил мозг ужасом и беспомощностью, представлял себя еще в ловушке, когда Каде вернется, представлял, что он сделает первым делом…

— Кит, — прошептала Линна.

Мои мышцы были напряжены, дыхание шумело за сжатыми зубами. Звенья из металла впивались в мою ладонь, я сжимал пальцы так, словно мог сокрушить цепочку голой рукой.

— Не работает, — слова вылетели, и я покачнулся вперед, чуть не выронил Линну. Она обвила меня рукой и ногами, висела так, а я почти обмяк. — Я не могу это сделать.

— Можешь, — ее лицо оказалось перед моим, карие глаза горели убеждением. — Ты можешь это сделать, Кит. Ты всегда недооцениваешь себя и свою силу, но ты очень силен. Ты — сильнейший мифик из всех, кого я знаю.

Я скривился.

— Но…

— Попробуй еще раз, — она отпустила меня, отодвинулась. Она сжала цепочку наручников свободной рукой, ее вес поднял мою часть наручника выше по трубе. Она висела там, руки напряглись от усилий. — Старайся, Кит!

Вдохнув, я сжал свой наручник, другая

ладонь стала кулаком. В этот раз я не закрывал глаза. Я смотрел на Линну, ее упрямо сжатые челюсти, решительный блеск глаз. Ее страх отодвинулся из-за ее веры в меня. Ее веры, что я мог это сделать. Мог спасти нас.

Спасти ее.

Обжигающее желание защитить ее поднялось в груди, горело в основании черепа. После того, как ее подстрелили, Линна сказала, что я не мог защитить ее от всего. Но сейчас я мог спасти ее. Я не буду беспомощно свисать с трубы на заброшенном катке, пока лысый маньяк будет резать ее ножами в крови. Я не дам Каде навредить ей.

Я не дам ей умереть.

Я снова сосредоточился на наручниках. Представил, как их металл становится серым пластиком, представил глупые детали игрушки, заставил работать каждую клетку мозга.

Жар обжег мою ладонь и запястье.

Хрясь.

Линна упала, рухнула на попу. Я пошатнулся, потеряв равновесие, но спохватился, а она подняла руку. Наручник свисал с ее запястья, на нем болтались два звена сломанной цепочки. Она с потрясением надавила на рычажок игрушки, и наручник открылся. Он упал на пол с глухим стуком пластика.

Она посмотрела на меня, ее восторг усилился.

Я шумно выдохнул, расстегнул наручник на своем запястье и бросил на пол к ее. Вдох. Выдох. Облегчение билось с новым ужасом, я искал в голове источник света и тепла. Хоть теперь наручники с отрицанием были лишь игрушкой, та точка в моем мозге была темной и пустой, словно клетки ампутировали.

— Моя магия пропала, — тихо сказал я.

Ее восторг дрогнул, она поднялась на ноги, тревога сжала уголки глаз. Ее ладонь обвила мою, сжала в утешении.

— Она вернется, — она потянула меня за собой. — В прошлый раз ведь вернулась? Важно то, что мы сбежим.

Да. Побег. Самое важное дело.

Мы миновали охладитель, добрались до склада. Все выглядело так, как мы оставили это, но чемодан с противогазами пропал. И черных ящиков стало меньше — не только из-за того, что Каде один принес для нас полюбоваться. Пропал не один ящик.

— Нужно предупредить Дариуса, — тревожно сказал я, разглядывая комнату. — Может, уже слишком поздно, но…

— Сюда!

Линна вернулась в угол у доски. Каде бросил ее сумку на пол в тенях. Она надела ремешок на плечо и повернулась ко мне. Наши телефоны были в ее руках — оба разбиты.

— Блин, — прорычал я. — Тут где-то есть еще телефон?

Мы огляделись. Решив, что телефонов не было, мы повернулись друг к другу. Понимание пробежало между нами от взгляда, и мы побежали к двери у платформы погрузки.

Если мы не могли позвонить Дариусу и предупредить его, придется сделать это лично.