Украденный трон
Шрифт:
— Прочтите, — сказала она, — это убедит вас в том, что я умею держать слово и всегда забочусь о людях, преданных мне.
Дашкова уже пробегала глазами записочку, нацарапанную на клочке бумаги: «Да будет воля Господня и поручика Пассека; я согласна на всё, что может быть полезно отечеству».
Дашкова подняла глаза на Екатерину — этим клочком бумаги Екатерина подписала себе смертный приговор в случае обнаружения записки.
Она расцеловала руки Екатерины, скатала записку и сунула за лиф — очень удобно хранить секреты в таком интимном местечке. Записка подписана полным именем Екатерины, и только одно то, что она есть, уже ставило весь заговор
— Лошади заждались, — сказала она, глубоко поклонилась Екатерине не модным реверансом, а земным поклоном и выскользнула за дверь.
Итак, она решилась. Екатерина всё откладывала и откладывала решительный момент, когда нужно принять всю ответственность за последний шаг. Она его сделала — она стала во главе заговорщиков — и успокоилась. Теперь всё было в руках её судьбы, Бога, Провидения...
Нужно пойти и ещё на один шаг: благословить Орловых своим именем, открыто встать на сторону заговорщиков. Она прекрасно знала, чем это грозило ей — такой повод даст в руки Петра не только возможность просто заточить в монастырь, но и отрубить голову. И она пошла на это спокойно и уверенно. Что будет, она отбросила эту мысль, то и будет. Я готова ко всему.
И эта уверенность и спокойствие вдруг сделали её весёлой и твёрдой — она никогда не боялась встречаться лицом к лицу с самой страшной опасностью.
Алексей Орлов не замедлил явиться. Он рассказал ей о том, как настроены солдаты, какие средства они, братья Орловы, употребили для этого, как в полках всё ждут событий.
— Что ж. — Екатерина снова прошла к столу и написала другую записку, — я с вами, что бы ни случилось.
Алексей в смущении прочёл записку: «Считайте то, что вам скажет тот, кто показывает вам эту записку, как бы я говорю вам это. Я согласна на всё то, что может спасти отечество, вместе с которым вы спасёте меня и также себя». И подписано полным именем императрицы.
Алексей легко поднялся с кресла. Теперь императрица в их руках, теперь она заложница в этом предприятии, и всё, что казалось далёким и туманным, обрело вдруг свои твёрдые очертания.
— Уничтожьте записку, как только она будет не нужна, — твёрдо сказала Екатерина.
Дело сделано, теперь оставалось только ждать...
Она сожгла все мосты и должна взойти либо на престол, либо на эшафот. Она спокойно приготовилась к своему неизвестному будущему и хладнокровно принялась сочинять проект манифеста, который должна выпустить по восшествии на престол. Знала, что верные слуги, Шаргородская и Шкурин, её не выдадут, даже если увидят текст манифеста, а сама она никогда не высказывала своих мыслей никому из тех, кому не доверяла. Она уже давно видела, как необдуманные действия Петра ведут к скорбным последствиям.
Пётр никогда ничего не скрывал, и все во дворце, да и не только во дворце, знали о его планах. Начать войну с Данией — этот проект настолько был разболтан и разнесён по Петербургу, что даже Екатерина могла строить свои планы на этом основании. Ей не надо даже пользоваться шпионами и выведывать о планах мужа. Он сам выдавал за пьяными столами все свои мысли — он не мог не рассказать, его распирало от идей и проектов. И пьяные собутыльники разносили по городу не просто слухи и сплетни, а вполне обдуманные мысли царя.
Война с Данией — это встревожило и взволновало гвардию. Слухи проникли даже в заграничную армию, и она тоже насторожилась. Семь лет войны с Пруссией, кровь без конца, и теперь по такой ничтожной причине, как кусок земли, за сотни вёрст отстоящий от
Екатерину мало интересовало то, что исходило от Петра в области внешней политики, её не интересовало, что Пётр хотел присягать на верность Пруссии и часть войск передать Фридриху в полное распоряжение. Но второй брак с Елизаветой Воронцовой ставил её, императрицу, в особое положение. И она бросилась вперёд, к неизвестному будущему, готовая ко всему. Надо будет умереть, она умрёт с гордо поднятой головой, не дрогнет под самыми жестокими пытками, умрёт спокойно, зная, что сделала всё для своего спасения.
Эти мысли придавали Екатерине силы, и она с энергией взялась за работу, которую так любила, — отдала свою руку, мысль перу...
Она перебирала в уме тех, кто ей предан и готов на всё ради неё — гетман Кирилл Григорьевич Разумовский, Панин, Орловы, Дашкова...
Она улыбнулась, вспомнив, как Преображенский гренадер Стволов в ответ на все уговоры Алексея Орлова потребовал знака от неё самой, Екатерины. Она дала этот знак — проходя по саду, приблизилась к стоявшему на часах Стволову и дала ему облобызать свою руку. Ей это не стоило ничего, все целовали её руку, она не подвергала себя никакой опасности, но у Стволова загорелись слёзы на глазах, и с той поры не было у неё более активного сторонника и более преданного человека.
Записки — это уже реальная опасность. Стоит им попасть в ненадёжные руки или случайно быть увиденными соглядатаями Петра, она пропала.
И ещё раз поклялась себе Екатерина — если смерть, то с гордо поднятой головой, спокойно и достойно...
Улыбка тронула её плотно сжатые губы, когда она подумала, что самый большой помощник для неё — сам Пётр. Вспомнилось, какую забаву сделал он для себя из самих похорон императрицы Елизаветы. Она прекрасно помнила этот день — двадцать пятое января 1762 года. Выдался он крайне морозным, холодным, светлым. Солнце из белёсых облаков светило так ярко, что каждая тень на белом снегу казалась траурной.
Государыня лежала в гробу в серебряном глазетовом парадном платье, на голове её — большая императорская корона из золота с надписью на нижнем обруче: «Благочестивейшая Самодержавнейшая Великая Государыня Императрица Елизавета Петровна, родилась 18 декабря 1709 года, воцарилась 25 ноября 1741, скончалась 25 декабря 1761 года».
Екатерина хорошо помнила, до последней точки, эту надпись, потому что ей пришлось заниматься всеми траурными делами, и она бесконечно выспрашивала всех придворных старых дам об обрядах и обычаях, которые приняты в России при погребении.