Украденный трон
Шрифт:
Она вспомнила, как изумился этот молодой офицер.
Белёсая мгла белой ночи заглядывала в окна, и огни свечей едва освещали спальню.
— Я посылала за вами, князь, — говорила Екатерина, — знаю, что недавно вы потеряли ребёнка, ваша жена страдает и молится. Прошу вас принять это в дар от меня, дать ему своё имя и вырастить как собственного сына...
Князь Барятинский увидел маленькую корзину, слегка прикрытую шёлковым одеяльцем...
— Надеюсь, вы всё сохраните в тайне, — многозначительно промолвила Екатерина. — Я в долгу не останусь...
Она протянула ему мешочек с золотыми монетами.
— На зубок, — сказала она
Князь всё ещё в изумлении и страхе успел только вымолвить:
— Кто ж мать?
Екатерина с улыбкой, молча погрозила ему пальцем.
— Сохраню всё в тайне, — торжественно поклялся Фёдор, взял корзину с ребёнком и вышел из спальни, провожаемый Шаргородской...
— Каменная баба, — бормотал он по дороге. Ему всё ещё не верилось, что это ребёнок Екатерины.
— Прости меня, сынок, — прошептала Екатерина и провалилась в беспамятство...
Некому и незачем рассказывать о том, что мучило, угнетало, о бедах и заботах. Она знала, Григорий сидит под домашним арестом — адъютант Петра Перфильев сторожит Григория.
Очнувшись, она вспомнила, что даже княгиня Дашкова на этом позорном для Екатерины обеде не подошла к ней, не ободрила — испугалась или ждала милостей от сестры? Никто не проводил её в этот раз, ни Разумовский, с которым она так дружна и откровенна, ни Панин, воспитатель цесаревича и большой её друг и почитатель. Никто не последовал за ней — затаились, притихли. Что ж, если надо, она вынесет одна всю кару, положенную ей, если надо, пойдёт в монастырь, и в каторгу, и на смерть пойдёт прямо, гордо и свободно. Она знала цену придворным льстецам и друзьям — предадут в любой миг, спасая собственные шкуры. Знала, что преданны ей пока по-настоящему только Григорий и его братья, на них одних она могла положиться. Да и то потому, что Григорий и его братья видели в мечтах место у трона в России, которое удалось бы занять им благодаря ей, не любимой мужем императрице...
— Пошлите за Никитой Ивановичем, — слабым ещё от усталости голосом приказала она Шаргородской. Та взглянула на императрицу с изумлением — как могла выдержать эта железная женщина, когда она, Екатерина Шаргородская, падала с ног от усталости и треволнений...
Никита Иванович, обер-гофмейстер царского двора, воспитатель наследника, сенатор, не замедлил появиться.
— Ну что скажешь, Никита Иванович, — сразу приступила к делу Екатерина, — да ты сядь, не чинись...
Панин, толстый, грузный, краснолицый, тяжело опустился в кресло, стоящее возле царской постели.
Он молча пожал плечами...
— Теперь, после дуры-то, мне что делать прикажешь?
— Вся гвардия, ваше величество, уж так противу государя настроена, что и не приведи бог. До того раздражена, что намедни пришлось мне вступить в объяснения. И что ж, повинюсь, обещал перемену, не то разнесли бы дворец... Уведомлю, мол, когда пора придёт...
— Гвардия — ещё не вся Россия, — резонно заметила Екатерина.
— Но гвардия, ваше величество, — сила реальная. Пока армия в Берлине, пока она прибудет, пока император соберётся с силами, чтобы отправиться в Данию, в поход за свою родимую Голштинию, — самая реальная сила — гвардия. Что стоит за императором — его голштинские безобразцы? Так они, считай, не воины, им бы только вволю пожрать... Новые мундиры гвардия с отвращением надела — дескать, воевали с пруссаками, а теперь их мундиры надевай да скачи на плацу на манер прусский...
Екатерина молча переваривала слова Панина. Она смотрела на его толстую грузную фигуру, закутанную в бархат, шелка и кружева, на его одутловатое лицо, сильно попорченное ленивым, непоспешным житием, маленькие поросячьи глазки, смотревшие, однако, проницательно и умно.
— Только вот что скажу, государыня, — усмехнулся Панин, — в случае чего, наследника не забирай в Петергоф, пусть под рукой моей в Петербурге будет... Ежели, конечно, что...
Екатерина улыбнулась повеселее:
— Умён ты, Никита Иванович, не оставляй меня своими советами...
— Государь император другого мнения, — усмехнулся он, — когда я отказался участвовать в военных экзерцициях... Меня, мол, уверяли, что Панин умный человек, могу ли я этому теперь верить... Помилосердствуй, матушка, мне ли в мои лета да с моею физиею скакать по плацу да коленца с ружьём выкидывать. Я и сроду-то был ленив к военной службе, а уж теперь и вовсе мохом оброс...
— Генералы ружьём на плацу не балуются, — весело рассмеялась Екатерина...
— Всё едино, не мне прусские команды выкрикать.
— Хорошо сегодня, — начала Екатерина, — фельдмаршал принц Жорж за меня вступился, а что завтра? В монастыре окажусь, а пожалуй, в Шлиссельбурге, не дай бог... Уж Воронцовы постараются.
Последними словами она уколола Никиту Ивановича. Знала, как тот ненавидит всю воронцовскую фамилию за обиды и теснения.
— В Шлиссельбурге, матушка, уже есть один отставленный император, — вывернулся Никита Иванович, — что ж, крепость эта — не складочное же место для императоров...
Екатерина остро взглянула на Панина.
— Взрослый уже Иван?
— Двадцать второй годок.
— Разговоров каких не слышно ли про него?
— А никто ж не знает про него. Из Холмогор, от семьи, увезли шесть лет назад. Да и там-то жил в одной ограде с отцом и матерью, да не знал, что они близко. Почитай, с четырёх лет на руках у сторожей... Да и в Шлиссельбурге он — безымянный арестант.
— Император, я слышала, навестил его там?
— Болтают всякое, а император запретил даже разговоры о нём вести. Но языки не привяжешь, всякое болтают. То будто ума лишился, то вроде бы со смыслом да оживлённо с императором говорил, чуть ли что не братцем называл. Кто знает. Только император. Так он строго его держит...
— Вот и ещё одна загвоздка, — задумчиво промолвила Екатерина.
— Да никакая это не загвоздка, матушка... Секретно содержать — и вся недолга. А буде случится какая заварушка — живым никому в руки не отдавать...
— Умён ты, Никита Иванович, — снова повторила Екатерина, — даст бог, спасусь я, не оставляй меня своими советами...
Никита Иванович низко поклонился и вышел из опочивальни царицы.
Теперь Екатерине надо снестись с братьями Орловыми... Но даже в пылу подготовки заговора, в преддверии переворота не забывала Екатерина о том, что у неё есть грозный соперник, теперь уже совершеннолетний император Иоанн Антонович, объявленный царём России в двухмесячном возрасте. Пусть он в темнице, пусть не получил царского воспитания и никакого образования, всё равно по крови он потомок Петра, у него больше прав на российский престол, нежели у неё, худородной немецкой принцессы, никакого отношения к царской крови России не имеющей. А вот поди ж ты, какие фортеля выкидывает История, а вот поди ж ты, как располагает Провидение...