Укради мою жизнь
Шрифт:
— Ну да… — чуть замялась она. — Я хотела сказать — умницы. Но тебя благодарю особенно…
— Вдвоём, — почему-то настойчиво повторил он. И замолк.
— Вик… — тревожно окликнула Софья. — Что случилось? Что-то не так?
— Всё так. Завтра продолжим. — Он будто вмиг устал говорить.
— Это будет завтра, а сейчас приезжай ко мне. Слышишь? Немедленно! Я соскучилась…
Он помолчал. Потом буркнул: «Буду…» — и повесил трубку.
Она взлетела с дивана. Принимать гостей — искусство, на овладение которым Софья в своё время потратила немало времени и сил. Лёгкий вкусный ужин, пусть не собственноручно
Макияж, наряд, движение руки и выражение лица — готово, готово, готово!
Пусть он приходит — у неё всё получится!
Он пришёл.
Софья с порога поняла — сегодняшняя акция далась Вику непросто. Лицо тягуна приобрело серый оттенок, остро торчали скулы, и запали глаза. Но шальной огонёк в них сохранился, став, правда, более похожим на лихорадочный блеск. Прошёл в комнату, оценивающе оглядел сервированный стол.
И всё повторилось в точности, как в прошлый раз. С порога, без предисловий и прелюдий — буйство животной страсти пополам с утончёнными ласками — до полной потери рассудка. И даже подтаяла от этого жара плёнка холодной рассудочности. Та, которой почти уже удалось покрыть ненужные чувства и глупые эмоции. Подтаяла и чуть не треснула. Но «чуть» не считается, как говорили они в далёком школьном детстве.
Поэтому после акробатики на диване и возле него — и до закусок и вина — между последними, остывающими, скользящими ласками:
— Вик, а Вик, тебе не кажется, что нам вместе безумно хорошо?
— М-м-м…
— У меня такое чувство, что этот мир создан для нас двоих. Только для нас.
— Это предложение?
— Да. — Прямо в ухо, горячим шёпотом, обжигая дыханием, чтоб волоски на теле встали дыбом.
И всё, закрыт вопрос.
Накормила, напоила вкусным, чуть терпким вином, окружила вниманием. Отогрела. Позволила развалиться в кресле с раскуренной сигарой. И уже тогда:
— Как тебе перспективы нашего предприятия, Вик?
— Как? — он взглянул несколько удивлённо, будто стряхивая дрёму. — Нормальные перспективы. Всё сделаем, как договорились.
— А мне кажется, твоя роль несравненно больше остальных участников. Ладно — я, слабая женщина. Что я могу? Подарить заботу и ласку, быть рядом, делить радость встреч и тосковать в одиночестве, ожидая твоего возвращения. Но Залеский — чем он рискует? Дал аппаратуру, так и вернёт её таким же образом. Даже если кто-нибудь что-то заподозрит, всегда сможет отговориться.
— Ты хочешь сказать, что делёж добычи нужно пересмотреть? — приподнял бровь Вик.
— Да, это я и хочу сказать. — Софья откликнулась самым озабоченным и преданным взглядом, на какой была способна. — Ты рискуешь шкурой. Я же вижу, что-то случилось сегодня. Что-то серьёзное…
Он нахмурился, но не ответил.
— А любезный инженер сидит в офисе. В тёплом, чистом, безопасном офисе. У меня от этого душа болит, Вик.
— Я думал, вы друзья… — усмехнулся тягун.
— Я тоже раньше так думала, — она невесело улыбнулась в ответ. — Оказалось, нет. Мой друг — ты. И только ты.
— Я польщён, Соня, —
— Это не жадность, Вик. Это справедливость.
— Следуя твоей логике, можно прийти к тому, что и Бас в нашей компании лишний, — нехорошо сощурился вор.
— А что?! — Софья вздёрнула подбородок, колыхнулась волна необычно зачёсанных волос. — Басу, прежде всего, нужно оплатить хорошее лечение. У меня есть связи, мы выделим на это столько денег и витакса, сколько потребуется. — И увидев, как Вик начинает отрицательно качать головой, нажала, вложив в голос хорошую толику искренности пополам с горечью: — Я знаю, что такое болезнь, Вик! Моя мать умерла из-за скупости отца. Такое не забывается…
— Бас оказывает мне неоценимую помощь. Он получит свою долю.
— Да пойми… — она присела перед ним, прикрыла своими ладонями его, — мы обеспечим Себастьяна всем необходимым, но зачем ему эти пальмы?! Это же глупо! Ему нужно не на пляжах нежиться, любуясь красотками в бикини, а лечиться! И в хорошей клинике…
— Бас получит свою долю.
— Ты не слышишь меня, — отпрянула она. — Я подарила тебе свою любовь, предлагаю союз, от которого станет лучше всем. Я знаю, каким образом можно всё устроить…
Он посмотрел точно так, как когда-то на берегу Змейки: у тех кустов, где впервые взял её. Оценивающе? — нет, не так. Словно гвоздём по стеклу, вот как. И сказал раздельно, как умел говорить только он:
— Бас достаточно взрослый человек. Он сам решит, что ему нужно. И получит свою долю. Сполна. — Помолчал, как бы убеждаясь, что его слова дошли до её сознания, и закончил: — Извини, сейчас я пойду. Нужно выспаться. Завтра второй акт… драмы? Или комедии?
Улыбнулся устало. Встал. Ушёл.
Софья осталась у кресла, на полу, даже не поднялась проводить. Лишь постукивала и постукивала кулачком по тому месту, где только что сидел вор.
Что ж, это твой выбор Вик. Мой славный Вик. Несгибаемый, упрямый, глупый Вик.
18
А Виктор шёл по освещённым фонарями улицам. Шагал как автомат, не замечая ничего вокруг — ноги сами находили дорогу. Перед глазами прокручивались события сегодняшнего дня: стадион, сотни человеческих лиц, ураган витакса, который он увидел. И который собрал! Вот что важно — никто раньше ничего подобного не делал. Да другому тягуну это и в голову бы не пришло — провести столь самоубийственное мероприятие.
Потому что ни у кого нет «пылесоса». А у него — есть.
Но вот концовка… Концовка подкачала. Ему и раньше приходилось иметь дело со смертью объектов. Случалось на первых неумелых пробах пера: то ли объём не рассчитал, то ли донор попался слишком слабый. Такое тоже бывает, на объекте не написано, что он болен. Или, например, только что сдал витакс в клети. А тут тяг, и бум! — резкое снижение поля и нет человека.
И с ищейками, было дело, приходилось разбираться, но при помощи ножа. И ситуация была пиковой, дальше некуда. Сегодня, конечно, тоже не по бульвару собачку выгуливал, но никогда ещё не сосал он досуха, до донышка, до смертельного исхода. Когда причиной гибели человека становится именно съём в чистом виде, и ничего больше.