Укради мою жизнь
Шрифт:
— Что ты сказал?.. — поражённо прошептал Вик. — Легко ликвидируется в клети?!
— Да. Это у вас, в среде тягунов усердно поддерживается миф об опасности «пробитого». И работа эта ведётся, прежде всего, ви-контролем и «ге-бе». Им выгодно, чтобы вы шарахались друг от друга. Не верили, даже убивали. Вы и так-то сугубые индивидуалы, работаете строго в одиночку. А вот ещё сказочка об опасности пробоя, чтоб погорячее было. Вашим противникам выгодна всеобщая подозрительность и вражда. Не хватало ещё, чтоб тягуны объединились в собственную федерацию и профсоюз! — хохотнул он.
Вик потрясённо
Впрочем, поражены объяснениями специалиста были все. Мрачный слушал, открыв рот. Никола со Столбом сидели тихо, как мыши, не пропуская ни одного слова. Только Гром невозмутимо пыхтел сигарой. Возможно, он всё-таки читал труды по теории биополя.
— И ты можешь это сейчас сделать? — подался Вик к Оперу. — Ну, закрыть прореху?
— Да без проблем, — улыбнулся специалист. — Если, конечно, шеф не будет возражать… — покосился он в сторону Грома.
— Не будет, — пыхнул дымом тот. — Шеф возражать не будет.
— Только вот тягуном ты уже быть не сможешь. Это единственная правда из того, что наплёл тебе Залеский, — закончил мысль Опер. — Тут уж так: клеть поле залатает, утечку снимет, но и восприимчивость заблокирует наглухо. Спонтанную восприимчивость, ту, которая позволяет тебе тянуть. Влить витакс через ту же клеть по обычной методике — пожалуйста! Это вполне возможно, тут экс-полковник тебя пугал. Но вот тянуть… нет, уже нельзя.
И тут блокиратор ожил. Незаметный до сей поры индикатор — красный, в левом верхнем углу прибора — тревожно замигал. Все отпрянули, только Опер рассмеялся:
— Аккумулятор садится. Это ж портативная модель. Так что решай быстрее…
— Да уж решил всё!.. — вскинулся Вик.
— А может, это?.. — неожиданно навалился на стол Мрачный. — Может, повременим? — И обернулся к Грому: — Шеф, ты б видел, как этот парень спецназовцев валил! Любо-дорого! Это ж оружие невиданной силы! Вик, будем содержать тебя в лучших условиях. Опер за этим приборчиком проследит, чтоб работал как часы. Подзарядит там, сделает, что нужно, и… В виде разовых акций, а?! Ну, хотя бы против наиболее опасных представителей тоталитарного витакс-режима!
Все молчали. И смотрели на Вика. Он буквально чувствовал физически, как перспектива обладания таким оружием кружит голову — Мрачному, Николе, Столбу. Даже Оперу!
Только Гром невозмутимо курил сигару.
— Как тебе такое предложение, вор? — спросил он так, будто речь шла о покупке новых туфель.
А Вик вспомнил автобусную остановку. Девчонок, падающих под дождём. Бар. Камеру с женщинами. Валерку Безменова по прозвищу Шестопёр. Будь оно всё проклято! Ведь мечтал же он стать художником, и быть может, ещё станет им?..
— Клеть, — тихо и внятно сказал он.
— Так хоть на время! — застонал Мрачный. — С Залеским разобраться! Чёрные Бессмертные голову поднимают, говорят, собирают свои эскадроны. Если их сейчас не прижать, потом лиха хватим! Хотя бы самое горячее погасить, а потом уже!..
— Клеть, — без тени сомнения повторил Вик.
— Эх! — махнул в сердцах рукой Мрачный. — Такое бывает раз в сто лет, а вы…
— Отставить, Мрачный, —
— Да она у меня всегда готова, — улыбнулся специалист, похожий более на недоучившегося студента.
— Но ты расплатишься со мной витаксом, вор, — повернулся главарь к Вику.
— С удовольствием, — откликнулся тот. — Я даже знаю, где его взять.
35
В тот жуткий, незабываемый вечер Софья чуть не умерла. От страха, разочарования, обиды. Нет, больше всего, наверное, всё-таки от страха.
Как всё изменилось в один миг!
Залеский, это конопатое ничтожество — ведь только и умел, что жрать ветчину, каждый раз запинаясь при слове «хамон»! — вдруг стал совсем другим человеком. Жёстким как подмётка, и опасным как нож в рукаве. И голос стал другим, и фигура. Даже нос-пипка на широкой ряшке побелел, и от этого стало почему-то совсем жутко. Хотя казалось бы, куда уж больше…
А когда схватил он её за плечи и поставил перед Виком! Думала — всё, смерть пришла! У Витьки глаза такие были — с такими глазами убивают. Она знала. А этот подонок орал — что, высушишь нашу подружку как осенний листочек?! Бедный, жёлтый листочек, что летит по воле холодного ветра, нигде не находя себе пристанища. Лишь хрустнет под каблуком равнодушного прохожего, спешащего по своим делам.
Но Витька не смог. Он никогда бы не смог её убить. И его скрутили. Нет, как крутили ему руки, она не видела. Может, и не было такого, просто пошатнулся Вик, когда ворвался в комнату тот бугай со своим приборчиком. Качнулся, еле на ногах устоял. Значит, всё-таки скрутили…
А руки — это ей. Грубо, сильно, так, что лопатки чуть не вывернулись. Эти мрачные отвратительные типы — засунули в ванную комнату, лучшего ничего придумать не смогли. Один — длинный, с рябым лицом, стоял рядом, взглядом раздевал. Ещё бы чуть-чуть, и под юбку бы полез. Она уже нашарила сзади на полочке флакон с шампунем. Массивный, стеклянный. Попробовал бы, вмиг по головёнке своей похотливой схлопотал — мало б не показалось…
В комнате бубнили: говорил в основном Залеский, но иногда и Витькин голос прорывался. О чём говорят, не разобрать, и от этого снова стало жутко и пусто на душе. Захотелось немедленно, вот прямо сейчас оказаться где-нибудь далеко-далеко. Например, под теми растрёпанными ветром пальмами. И чтоб рядом были Вик и Бас. Живые и невредимые…
Потом все ушли. И этот рябой, и Вика увели — все протопали через коридор. Заглянул только Залеский, усмехнулся:
— Поживёшь пока здесь. Это ж твоё любимое гнёздышко, не так ли? И заруби на своём хорошеньком носике — никаких звонков, встреч, квартиру вообще не покидать вплоть до дальнейших моих распоряжений. Сидеть тихо, как мышь. И тогда, может быть, останешься живой. А будешь меня слушаться, станешь, быть может, ещё и богатой. Чтоб скучно тебе не было, да чтоб глупостей не наделала ненароком, оставляю Эдика. Нормальный парень. Только хвостом перед ним поменьше верти, не провоцируй…