Украду твое счастье
Шрифт:
Снегурочки закончили работу в четыре утра. Метро открывалось в пять. Им разрешили подождать в подсобке, где для них и для Дедов Морозов был накрыт стол. Из «Праги» мама вышла без десяти, один из Дедов Морозов вызвался проводить – она не отказывалась. Поздно, страшно, хоть и новогодняя ночь, но все же.
У самого входя в ресторан стоянки авто не было, отец припарковал своей белый мерседес на съезде с Нового Арбата.
– Снегурочка, вы мне подарок не отдали, - сказал он.
– Какой? – Удивилась она?
– Такой… - ответил он,
Тут мама всегда надолго замолкала. Иногда плакала.
Помню, когда я была в пубертате, устроила ей истерику, мол, как ты могла его отпустить, почему не сказала обо мне? Вообще, могла бы оставить меня ему, я жила бы в столице, где-нибудь на «Рублевке», каталась бы на крутых тачках, носила бы красивые шмотки.
Мама никогда меня не была, но ту пощечину я заслужила…
У них все было как в сказке. А потом папа сказал, что должен жениться, потому что у него есть невеста, та самая, которая была с ним в «Праге». Она дочь какого-то крупного чиновника. Сильно крутая. Он собирался жениться на ней, но клялся в любви маме. Обещал, что поживет какое-то время, наработает связи, потом тихо-мирно разведется, и…
Мама пообещала ждать.
А потом…
Потом собрала манатки и свалила из столицы.
Я спрашивала, неужели ей не хотелось потом найти его? Или сделать так, чтобы он нашел?
Мама отвечала категорично. Если бы он хотел – из-под земли достал бы.
Значит… не хотел.
Мама. Она любила его. Все равно любила. Несмотря ни на что.
К концу жизни, когда мы уже знали, что рак груди все-таки побеждает, мама призналась мне:
– Знаешь, я какое-то время думала, что сочинила себе эту любовь. Что… не может быть вот так. Я сама себе нафантазировала. Что я люблю не его, а свою любовь к нему. Может быть это и так. Может все глупо. Каждого мужика сравнивать с ним, и понимать – проигрывает! Любой проигрывает! Не знаю…Все думаю про тебя с этим твоим… Егором.
– Мам, не надо!
– Послушай! Больше тебе этого никто не скажет. Найди его. Расскажи о Матвее. Больше всего я сейчас сожалею о том, что не рассказала твоему отцу о тебе.
– Мам… ты и мне о нем не много рассказала. Я даже не знаю, как его зовут! Ты же сама говоришь, что дала мне отчество деда!
Мама не хотела говорить ни имя, ни фамилию. Призналась уже перед самой смертью. Даже просила меня его найти.
Я попыталась поискать информацию в интернете, но ничего не нашла. Потом мне было некогда, у меня на руках остался Матвейка.
Дворжецкий помог с работой, потом с переездом в Москву.
Я и забыла о том, что где-то тут, рядом, в столице может быть мой отец.
Нужна ли я ему? Нужен ли он мне?
Думала о Матвее и понимала – ему отец точно нужен.
Но… подходит ли на эту роль Егор?
А других кандидатов нет.
Денис Александрович? Я была уверена – он предложил мне фиктивные отношения чтобы помочь. Вряд ли он даже в мыслях
Я для него как дочь была все это время! Разве нет?
Дочь…
И снова мысленно я возвращалась к девочке Ярославе.
Почему я вдруг решила, что она похожа на маму?
Может это какой-то знак?
Уснула я, когда на часах уже было около трех.
Мне снилась мама. Она была на сцене – пела, смеялась, танцевала…
А потом к ней подошла какая-то девочка. Сначала, во сне я думала, что это маленькая я. А потом узнала Яську – Ярославу Егоровну Стенину…
Знак.
Моя мама была с ней.
Знак, что я должна стать ее мамой?
Проснулась я на удивление бодрой. Сварила Матвею его любимую рисовую кашу на молоке, мы доели блины, собрались в сад.
– Мам, а дядя Фегор точно придет?
– Да, малыш, конечно, придет.
– Ма, ну я уже не малыш. Яська говорит, что я большой.
– Да, милый, конечно, ты большой. А тебе… нравится Ярослава?
– С ней весело. Я хотел бы еще раз к ним поехать.
– Значит, поедем.
Мы вышли из подъезда, и я застыла в ступоре – перед нашим подъездом был припаркован шикарный автомобиль…
Глава 25.
– Доброе утро, дорогая! Привет, малыш!
Ох… Я стою в ступоре, смотрю на широко улыбающегося мужчину. Не очень понимая, что происходит и зачем он, собственно, приехал. Еще и слышу параллельно недовольный бубнеж Матвейки:
– Я не малыш, я чемпион…
– Доброе утро… Денис Алекс…
– Никакого отчества, милая, ты забыла? Теперь никаких официальных обращений, раз уж мы открыли всему миру какие у нас отношения.
– Что? Какому миру?
– Всему… миру!
Дворжецкий неожиданно подходит близко, обнимает меня, в его глазах я улавливаю добрые смешинки, хотя мне на самом деле дико все то, что происходит, но почему-то я не могу на него сердиться.
– Ну, здравствуй, малыш! – говорит он и… целует меня в губы.
Ого!
Нет, целует, кстати, довольно скромно. Просто чуть впивается в нижнюю губу, засасывая ее, и тут же отстраняется, поправляя локон моей прически.
Неожиданно я слышу злое сопение, и сдавленный стон Дворжецкого.
– Что?
Понимаю, что мой сынок только что со всей дури наступил Денису… Александровичу - все-таки сразу я точно не привыкну – на ногу, испортив идеально начищенные туфли.
– Матюша, ты что делаешь!
– Целоваться нельзя!
– Матвей! – Я в шоке от слов сына! Это что еще такое?
– Почему нельзя? – Дворжецкий, слава Богу, в отличном настроении и даже небольшой прессинг его «Kiton» моего начальника не смутил.
– Потому!
– Матвей! Нельзя так разговаривать!
Вижу, что мой чемпион надулся – и почему я не удивлена? Отцовский характер! Просто в точку! Сейчас, когда я опять начала общение с Егором, мне становится понятно, почему мне порой так нелегко с моим сынишкой!