Украина и Речь Посполитая в первой половине XVII в.

Безьев Дмитрий Анатольевич

По поводу идей национального государственного устройства, существовавших в Малороссии в середине XVII в., Н. И. Ульянов пишет следующее: «Там, попросту, не существовало в те дни идеи “незалежности”, а была лишь идея перехода из одного подданства в другое. Но жила она в простом народе – темном, неграмотном, не причастном ни к государственной, ни к общественной жизни, не имевшего никакого опыта политической организации. Все руководство сосредотачивалось в руках казачьей аристократии. А эта и не думала ни о независимости, ни об отделении от Польши. <…> Насчет истинных симпатий Хмельницкого и его окружения двух мнений быть не может, – это были полонофилы; в московское подданство шли с величайшей неохотой и страхом» [41] .

41

Там же. – С. 54–55.

По Н. И. Ульянову выходит, что среди малороссийского крестьянства и мещанства доминировала идея Московского подданства. Казачество же стремилось включиться в шляхетское сословие Речи Посполитой или найти себе другого монарха-покровителя (например, турецкого султана, либо завоевать

Семиградье и осесть там в качестве привилегированного сословия). Идеи же полной государственной самостоятельности в Малороссии в то время вообще не существовало. Действительно, в то время идея малороссийской «незалежности» еще не оформилась, но уже начала формироваться вместе с формированием национального самосознания малороссийского народа. Процесс осознания своей национальной особенности – процесс длительный. В Малороссии он шел очень медленно и сложно ввиду того, что различные части Юго-Западной Руси (Малороссии) в разное время входили в состав различных государств и подвергались культурным и политическим влияниям с их стороны. В результате обще культурное пространство Малороссии оказалось крайне фрагментированным. И в первой половине XVII в. выработать общенациональный консенсус по поводу малороссийской государственности было просто невозможно. Все же мне представляются объективно более верными мнения Н. И. Костомарова, М. С. Грушевского и других авторов, утверждавших, что носителем идеи создания некой малороссийской протогосударственности являлось именно Запорожское казачество как относительно организованная военно-политическая сила. Других общественных групп, способных выдвигать и пытаться реализовать такие идеи, в Малороссии в указанный период просто не было, так как там отсутствовала национальная аристократия, а буржуазные классы и общественные группы в городах (например, интеллигенция) еще даже не начали формироваться. Средневековое же крестьянство, каковым и являлось малороссийское крестьянство в первой половине XVII в., задавленное несением государственных и феодальных повинностей, выдвигать какие-либо идеи вообще было не в состоянии. Оно было слишком занято собственным физическим выживанием. Мечта малороссийского крестьянина той эпохи – стать казаком и никаких податей не платить, барщины не отрабатывать. Неважно, при какой власти это станет возможно. И казаки, и крестьяне, и мещане желали одного – чтобы государственная власть ими интересовалась как можно меньше. И в этом смысле выбор подданства сильно централизованного московского государства – вынужденная мера, вызванная вероятностью разгрома казачества силами Речи Посполитой.

Далее в своей книге профессор Ульянов справедливо замечает, что малороссийская православная иерархия была не в восторге от идеи присоединения к московскому государству. «Несмотря на жестокое польское гонение, малороссийский епископат был проникнут польскими феодальными замашками и традициями. Свою роль в православной церкви он привык мыслить на католический образец. «Князь церкви» – таков был идеал украинского архиерея» [42] .

В целом книга Н. И. Ульянова дает весьма полное представление о позиции официального имперского направления в отечественной историографии украинского вопроса. В ней автор все время пытается доказать «надуманность» проблемы украинского сепаратизма, которую раздувала узкая группа малороссийских интеллигентов-отщепенцев при поддержке иностранных государств. Ульянов указывает, что объективно не существует никакого украинского народа и литературного украинского языка, а есть только единый русский народ с единым русским литературным языком и т. д.

42

Там же. – С. 94.

Другой представитель русской иммиграции – А. Дикий – также продолжает традицию российской государственнической исторической школы, остро полемизируя в своей книге с М. С. Грушевским. Он считает, что в украинском народе неистребимо жила тяга к воссоединению с великорусским народом: «…Можно категорически утверждать, что стремление к воссоединению было искренним и обоюдным, как у народов Москвы и Украины-Руси, так и у их вождей. И только исключительно неблагоприятное время начала восстания помешало Москве немедленно активно включиться в дело освобождения Украины-Руси» [43] . Целью выступления Б. Хмельницкого было «воссоединение с Москвой с сохранением широкой автономии или федерации, который в результате восстания и был осуществлен, хотя и не полностью. Этот последний вариант является не только исторически точным, но он был и логически неизбежным, учитывая как внешнеполитическую обстановку, так и настроения народных масс» [44] . По поводу настроений в среде казачьей старшины (на примере политики гетмана Сагайдачного) у этого автора читаем: «Объяснение каждого зигзага в сторону Польши надо искать вовсе не в симпатиях самого Сагайдачного и казачества к Польше, а в стремлении предотвратить кровопролитие и истребление народа Украины-Руси, или в попытках, благодаря компромиссу с Польшей, облегчить тяжелые условия жизни под режимом Речи Посполитой. <…> И, наоборот, все антипольские зигзаги политики Сагайдачного, без всякого сомнения, отражали настроения и устремления и его личные, и всего народа. Что другое, как не эти настроения, могло вызвать вступление Сагайдачного со всем войском в киевское братство…» [45] .

43

Дикий А. Неизвращенная история Украины-Руси. – М., 2007. – С. 255.

44

Там же. – С. 233.

45

Там же. – С. 190–191.

В целом, когда читаешь произведение этого представителя русской эмиграции о положении дел на Украине в первой половине XVII в., создается впечатление, что читаешь советского историка, писавшего книгу к юбилею 300-летия Воссоединения Украины с

Россией. По манере изложения это очень напоминает, например, ранние работы В. А. Голобуцкого. Таким образом, мы плавно подошли к советской историографии данной темы.

Историография «Украинского вопроса» советского периода. Следующий этап историографии данного вопроса – советский период. Советскую историческую школу отличают: 1) формационный подход; 2) постулат о том, что основным двигателем прогресса является классовая борьба; 3) примат экономико-социального фактора в развитии общества. Философской основой данной школы является марксизм-ленинизм.

Хотя первая книга из серии ЖЗЛ «Богдан Хмельницкий» вышла в свет в конце 1930-х гг., наибольшее количество работ по истории Освободительной войны украинского народа под предводительством Богдана Хмельницкого в советской историографии относится ко времени празднования 300-летия воссоединения Украины с Россией, и относится к началу – середине 1950-х гг. Тогда АН УССР была издана одноименная книга, в Москве был издан трехтомник «Воссоединение Украины с Россией: документы и материалы в трех томах», целый ряд монографий советских историков.

В письме корифея советской исторической науки М. П. Нечкиной «К вопросу о формуле “наименьшее зло”», помещенном в журнале «Вопросы истории» № 4 за 1951 г. речь идет о концептуальном изменении отношения в советской историографии к вопросу о включении в состав Российской империи новых территорий, населенных нерусским населением. Автор считает, что применение формулы «наименьшее зло» по отношению к фактам присоединения к России новых территорий с инородческим населением в корне неверно. Это не «зло», а «добро». Как примеры этого «добра» приводятся факты присоединения Украины, Грузии, Армении и т. д. Здесь на себя обращает внимание тот факт, что уважаемый автор считает украинский народ настолько же отличным от собственно русского народа, как и грузинский, и армянский. Это мнение идет вразрез с мнением отечественной официальной историографии имперского периода, отрицавшей существование как такового отдельного украинского народа в принципе. В лучшем случае допускалось существование малороссийской ветви единого русского народа, происходящего из древнерусской народности. Да и эту крамолу высказывали авторы, относимые к украинским националистам (например, Костомаров). Еще интересно это письмо тем, что в нем дается ретроспектива проблемы «наименьшего зла». «Формула эта, как известно, возникла и распространилась в конце 1930-х годов, она разоблачала несостоятельность “школы” Покровского и в борьбе с этой “школой” сослужила в свое время большую службу советской исторической науке. Она разоблачила ту вредную, ложную, антиисторическую точку зрения, которая отвлекаясь от конкретных исторических условий, рассматривала, например, переход Украины и Грузии под власть России как абсолютное зло. Абстрактное, схоластическое рассмотрение исторических явлений вне связи с исторической обстановкой и наклеивание абстрактных “ярлыков” вообще были свойственны “школе” Покровского, проявлялись они и в данном вопросе. Постановление жюри правительственной комиссии от 22 августа 1937 года опрокинуло это представление. Напомню общеизвестную цитату: “Авторы не видят никакой положительной роли в действиях Хмельницкого в XVII веке. <…> Факт перехода, скажем, Грузии в конце XVIII столетия под протекторат России, так же как факт перехода Украины под власть России, рассматривается авторами как абсолютное зло, вне связи с конкретными историческими условиями того времени”» [46] . Особенно возмущает автора то, что формула «наименьшее зло» применяется и к тем народам, которые до своего присоединения к Российской империи, вообще не имели своей государственности.

46

Нечкина М. П. К вопросу о формуле «наименьшее зло» // Вопросы истории. – 1951. – № 4.
– С. 44.

В журнале «Вопросы истории» № 7 за 1956 г. помещена статья В. Е. Шутого и А. Ф. Чмыги «Статьи по истории в “трудах” украинских университетов и педагогических институтов». Статья имеет характер историографической работы, рассматривающей публикации в «трудах» вышепоименованных украинских учебных заведений в период с 1946 по 1955 гг. Начинается статья так: «Университеты и пед. институты Украины в 1646–1955 годах издали свыше 40 сборников научных работ на исторические темы. Выходят эти сборники, к сожалению, редко, нерегулярно. Это относится даже к Киевскому и Львовскому университетам, имеющим свои издательства» [47] .

47

Шутый В. Е., Чмыга А. Ф. Статьи по истории в «трудах» украинских университетов и педагогических институтов // Вопросы истории. – 1956. – № 7. – С. 128.

Для нас представляет интерес характеристика, которую авторы дают Б. Хмельницкому: «Выходец из среды казацкой старшины, он был связан с ней на протяжении всей своей жизни и являлся выразителем ее классовых интересов. Он был заинтересован в сохранении феодальных отношений и не мог выдвинуть другой тип государства, кроме феодального. <…> Деятельность Б. Хмельницкого нельзя освещать односторонне: надо показывать не только огромную прогрессивную роль Хмельницкого, но и классовую ограниченность его внутренней социальной политики» [48] .

48

Там же. – С. 134–135.

С мнением авторов о том, что целью руководившей борьбой малороссийского населения против польского государства казацкой старшины было занятие ею положения шляхты и что Хмельницкий был именно выразителем интересов казачества и, особенно, его старшины, нельзя не согласиться.

В. А. Голобуцкий, как и другие авторы, останавливается на внутриполитическом и внутриэкономическом положении Речи Посполитой, отмечая при этом засилье магнатов как в экономической, так и в политической жизни страны, бесправное и крайне тяжелое с экономической точки зрения положение крестьянства в Речи Посполитой. Далее мы встречаем у него несколько новых для нас утверждений: