Украсть Храпуна (сборник)
Шрифт:
Это я так просто все описываю, а для них это был довольно – таки сложный ритуал.
Но что меня поразило больше всего, так это то, что на всей планете не было ни одной птицы, порхающей на воле.
Оказывается, птицы у них считались священными. По всей планете было понастроено множество храмов, где поклонялись Птице. И в каждом, огромном и величественном, были золоченые клетки с немногими птичками, повадками очень напоминающими наших пронырливых и бестолковых воробьев.
Те из местных жителей, кто владел этими птичками, повелевали и всем населением. Я долго не мог понять природы этого могущества, пока не столкнулся с очень тривиальной и, как поначалу показалось, простой проблемой.
Я простыл, у меня начался насморк.
Все вокруг меня как-то странно засуетились,
То есть заболевать – то они заболевают, но не болеют. Они либо сразу же выздоравливают, либо сразу же умирают.
И оказывается, участь заболевшего любой, даже самой пустячной болезнью – выздороветь ему или умереть – решается этими самыми невзрачными птичками.
А происходит это так. Заболевший обязан немедленно прибыть в храм. Он или приходит сам, или его приносят. В храме, если болезнь легкая, вроде насморка, его окружают бодрствующие в это время жрецы. Больному вкладывают в ладонь птичку. Все присутствующие при этом жрецы концентрируются на больном, буквально не сводят с него глаз.
Если птичка спокойно устраивается в ладони, как в гнезде, больной тут же выздоравливает от любой болезни. А если она взлетает, больной немедленно умирает, даже от паршивого насморка. И чем серьезнее болезнь, тем больше жрецов участвуют в этом обряде.
Я собственными глазами видел, как моментально срастались сломанные кости рук и ног, как выпрямлялись позвоночники, как сходили на нет экземы, страшные раны и рубцы.
И так меня поразили эти чудо – птички, что и я решил вылечиться разом, как лечатся жители этой плане – ты.
Сказано – сделано.
Я пришел в храм. А поскольку я ничем не отличался от жителей этой планеты, жрецы приняли меня за своего.
Мне вложили в ладонь птичку, и она, едва коснувшись моей ладони, тут же упорхнула.
А я не умер.
Жрецы, только что полукругом стоявшие возле меня, с безумными криками разбежались кто куда. Я растерянно оглядывал опустевший храм и пытался сообразить, в чем тут дело.
Птичка улетела, а я не умер.
Значит, где – то что – то не так. Либо я неправильно болею, либо птичка неправильно лечит. Да и лечит ли она вообще?!
Едва в моей голове замелькали такие святотатственные мыслишки, как врата храма распахнулись и вошел верховный жрец, тот самый, что встречал меня, когда я приземлился. Он подошел ко мне, осмотрел мою бренную плоть со всех сторон и сказал:
– Ты должен умереть, чужестранец, даже если сам того не хочешь. Все должны видеть, как мы несем в последний путь твое упрямое тело. – Сказав так, он положил руку мне на голову и я почувствовал, что сознание покидает меня.
Страх парализовал мои мышцы. Я попытался что-то предпринять – убежать, толкнуть жреца или, на худой конец, крикнуть «караул!», но, вздохнув еще раза два, лишь закрыл глаза, рухнул на пол храма и умер.
Когда же я очнулся на том свете, удивлению моему не было предела.
Всяким я мог представить загробный мир, но чтобы рай – ведь я был уверен, что попаду именно туда, – чтобы рай так походил на рубку космического корабля! Такого даже в самом дурном сне я не мог себе представить.
Я огляделся. Сомнений не осталось – это была рубка. Причем, моего корабля – кругом ведь были мои вещи.
Выходит, Господь решил, что большего я не заслужил, и обрек меня вечно сидеть в пилотском кресле. Обидно, знаете ли, как-то стало.
За этими мыслями я даже не сразу заметил, что все приборы работают, а корабль движется в межзвездном пространстве. Как только я это понял, вся чепуха о рае и спокойной загробной жизни моментально улетучилась из моей головы.
Судя по приборам, я летел домой, на Землю, в том же корабле, на котором вылетел в эту простую и спокойную экспедицию.
Включил монитор грузового отсека – все станции и маяки, а также прочие приборы спокойно лежали на своих местах. Кто-то их туда аккуратно сложил, перенес меня на корабль и запустил его в обратный путь.
Значит, я вовсе не умирал! Меня просто усыпили и выставили с планеты, чтобы я не мешал им дурачить
– Не выйдет! – возмутился я и развернул корабль.
Но тут прозвучал голос. Откуда-то из моего собственного черепа. И не просто голос, а предупреждение. Мол, не стоит ничего такого делать, лети-ка ты домой, а мы уж сами как-нибудь разберемся, кто, кого и зачем дурачит. Не надо ничего менять там, где жизнь течет по своим законам. Пусть ты не согласен с ними, но это вовсе не означает, что они плохи и их непременно надо поменять. Лети к себе домой и не держи зла на наших птичек.
Тут корабль сам собой вернулся на прежний курс и полетел домой, управляемый какой-то внешней силой.
За время полета до наших стартовых баз я много передумал о той цивилизации. И чем больше я размышлял, вспоминая и сопоставляя факты, тем больше проникался пониманием их удивительного жизнеустройства.
Живя обычно по отдельности, они в критические моменты объединялись, только не так, как мы – через полки, батальоны, институты, партии и правительства, – а через слияние своих мыслей и желаний в единую мысль, в единое желание.
И птички, похоже, всего лишь символизируют эту их общую волю. Вот потому они и не, болеют.
Но потому же у них и нет вольных птиц.
Да, в любом из миров всякое действие имеет два обличья – предполагаемого добра и обязательного зла. В одном они правы – им сами решать, как надо жить в их мире.
Вот так бесславно закончился этот мой полет.
Единственный толк от него – первая поправка, внесенная с моей помощью в инструкцию для пилотов космических кораблей:«Каждый вновь открытый мир имеет право на свой собственный путь развития. Пилот не имеет права экспериментировать каким-либо образом, изменять или подвергать уничтожению то, что входит в поле жизнеобеспечения вновь открытой цивилизации».
И каждый раз, уходя в полет, я кладу ладонь на первую страницу Свода инструкций и вслух повторяю:
– Каждый вновь открытый мир имеет право…
Хорошо бы еще было, если бы все это понимали и не пробовали, вдруг заболев, одним махом излечить не только свои насморки, но и целую планету.
Сны на продажу
Сейчас я уже старый человек и сплю мало.
И даже когда сплю, сны мне снятся очень редко.
А если и снятся, то все какие-то тусклые и блеклые.
Зато какие сны снились мне в молодости! Сейчас многие сколотили на продаже своих снов колоссальные состояния, но они даже не подозревают, кто открыл им золотую дверку к сказочному богатству.
А если им сказать, они страшно удивятся:
– Кто?! Этот старый и больной Техник? Бросьте! Будь это так, он не сидел бы сейчас со своими «уродцами» в глуши, в албанских горах, и не ждал бы у старого камина очередной жалкой пенсии, а наверняка держал бы приличный пакет акций трансгалактической компании «Киносны корпорейшн».
Да, акций этих я не держу и никогда не держал.
В прежние времена мне казалось, что старость никогда не наступит, что молодость будет вечной.
Потому и не брал зачастую даже то, что принадлежало мне по праву: боялся, что это обременит меня в странствиях, помешает будущим подвигам.
В молодости мечтаешь не о пакете акций, а о мирах, которые ты, несомненно, откроешь, и о загадках, которые решишь на благо и к славе своей цивилизации.
Таким юным, смелым и бескорыстным был и я, когда после триумфального возвращения с планеты Великих Храпунов меня назначили послом на Шестую планету только что открытой Сонной Цивилизации.
Сонной ее назвали потому, что быт и промышленность были у них так отлажены, что работать им приходилось чуть больше десятой части своих восьмидесятичасовых суток, а все остальное время они отдыхали. Спали, ели и посещали зрелища. Словом, цивилизация поначалу казалась вялой и тихой. Поэтому она и вошла в наш регистр под названием Сонная Цивилизация.
Правда, когда я прибыл туда со своей миссией и окунулся в местную жизнь, она быстро перестала казаться мне сонной.
Центр этой цивилизации был на Шестой планете, вращавшейся вокруг гигантского, но вялого светила.