Укрощение леди Лоринды
Шрифт:
– Дворецкий известил меня, что его светлость в слишком тяжелом состоянии, чтобы встретиться со мной, – подтвердил мистер Хикман, – и, конечно, в данных обстоятельствах мне ничего не остается, как только ждать, пока его светлость не выздоровеет.
– Еще раз примите мою благодарность за приезд, – произнесла Лоринда. – Надеюсь, вы отобедаете, прежде чем уехать, а при желании можете остаться на ночь.
Выслушав слова признательности, Лоринда стремительно вышла из комнаты и поспешила наверх в Спальню Короля.
Она испугалась, что дверь окажется
Но едва она вошла туда, как Гриббон, сидевший на стуле у кровати, тут же вскочил на ноги.
– Он пришел в себя, миледи!
– Когда?
– Полчаса назад!
– К нему вернулось сознание?
– Да, миледи. Правда, он, похоже, был в легком замешательстве, но говорил вполне отчетливо.
– И что же он сказал?
– Он только спросил: «Черт побери, Гриббон, что со мной случилось?» Я дал ему немного выпить, и он снова погрузился в сон.
– Это означает, что его мозг не поврежден, – сказала Лоринда чуть слышно.
Она опустилась на колени рядом с кроватью, сердце ее пело от радости.
– Благодарю тебя, Боже… благодарю тебя! – прошептала она.
Глава 7
Лоринда мягко взяла последний аккорд, поднялась из-за фортепиано и направилась в Спальню Короля.
Дурстан сидел в кресле с высокой спинкой, и, приблизившись к нему, девушка увидела, что он спит.
Он уже совершил утром прогулку в экипаже, и хотя Лоринда предлагала ему отдохнуть, он с возмущением отказался.
Доктор, посетивший их на неделе, объявил, что больше нет необходимости в его дальнейших визитах.
– Ваш муж здоров, как молодой бычок, миледи, – заявил qh, довольный собственной шуткой, однако добавил, что больному следует щадить себя еще пару недель.
– Как можно больше свежего воздуха, но не слишком увлекайтесь верховой ездой, – таковы были последние предписания доктора перед тем, как он уехал в своей старой двуколке, известной всему графству.
Однако не так просто убедить Дурстана повиноваться. Пока он лежал без сил в кровати, Лоринда была властна над ним, но теперь, едва вернувшись в седло, он вновь склонен поступать по-своему.
Глядя на спящего мужа, Лоринда чувствовала, что любит его все сильнее.
Наверное, это следствие того, что он нуждался в ней, она могла отдавать ему свою нерастраченную любовь и заботу.
Он пришел в себя через неделю после несчастного случая, и ей удалось уговорить его немного поесть, но его состояние все еще оставалось крайне тяжелым. Иногда Лоринде даже казалось, что он вот-вот ускользнет от нее в небытие во время сна и она, подойдя к нему, обнаружит, что его сердце перестало биться. То же самое чувство она испытала, лежа рядом с ним на камнях и сжимая его в объятиях, – как будто она отдавала ему часть своей силы и бивший из нее поток жизненной энергии не давал ему умереть.
Но постепенно Дурстан начинал оправляться от болезни. Ребра, по словам доктора, успели срастись, синяки на теле почти исчезли, затянулась
Он очень мало говорил, и Лоринда чувствовала, что его мучают жесточайшие головные боли.
Он любил слушать, как она играет, и жадно ловил каждый звук, пока нежная мелодия не заставляла его погрузиться в глубокий сон, – так же, как сейчас.
Лоринда намеренно скрывала от мужа все, что могло взволновать или расстроить его. Поверенный в делах мистер Эшвин держал ее в курсе всего, что происходило в усадьбе, стараясь принимать лишь те решения и отдавать только такие приказания, которые одобрил бы Дурстан. Но она твердо решила не обсуждать с мужем никаких спорных вопросов, пока он в достаточной мере не окрепнет.
Она предпочитала делиться с ним новостями о его любимых лошадях и приносила ему из сада огромные букеты цветов. Иногда Дурстан просил ее почитать ему.
Однажды он поинтересовался:
– Кто научил вас так хорошо играть на фортепиано?
– Вы мне льстите! – сказала Лоринда. – Я-то знаю, что это не так. Когда мне было двенадцать лет, я пригласила к себе преподавателя, однако бывали времена, когда отец заявлял мне, что для нас это непозволительная роскошь. Тогда приходилось ждать, пока очередная полоса удачи не позволит мне нанять преподавателя вновь.
– Значит, вы сами выбирали себе учителей, – медленно произнес Дурстан.
– Жаль, что я раньше не знала, как важно иметь хорошее образование, – вздохнула Лоринда и поведала ему, как во время болезни, когда он и днем и ночью был погружен в сон, она отправлялась в библиотеку и находила себе книгу для чтения.
– Я пришла в ужас, когда увидела, сколько их там, и поняла, что о многих вещах просто не имела представления, – призналась она с улыбкой. – Я обнаружила, как мало моя единственная гувернантка, которой платили самое мизерное жалованье, рассказывала мне об окружающем мире.
– И с чего вы начали ваши изыскания? – поинтересовался Дурстан.
– Я начала с Индии, поскольку вы… – Лоринда осеклась. То, что она собиралась сказать, выдало бы ее с головой, и потому поспешно добавила: – Гриббон так часто твердил мне об этой стране, что я почувствовала к ней интерес.
Она не стала ему говорить, что в книге, найденной ею в библиотеке, были превосходные гравюры с изображением раджпутских танцовщиц. Глядя на них, она испытывала мучительные уколы ревности, так как полагала, что это именно тот тип красоты, который вызывал у Дурстана наибольшее восхищение.
Но независимо от того, был он очарован ею или нет, Лоринда все это время была уверена, что нужна ему, и еще никогда в жизни не чувствовала себя такой счастливой.
Как раз этого она всегда хотела от жизни – иметь возможность отдавать всю себя дорогому для нее человеку, которого привлекала бы не только ее красота, но и ее внутреннее «я».
Она тихонько отошла от кресла Дурстана и села рядом. Песчинки в песочных часах неумолимо бегут вниз, думала она, и скоро настанет такой момент, когда ее забота ему уже не потребуется.