Укрощение строптивой
Шрифт:
— Так, зато тебе известна фирма матери. Поехали к ней.
— Ты что! Я ее как огня боюсь! Страшная женщина.
— Плевать! Мы в полицию обратимся, если она посмеет тебя обидеть.
— Она уже в прокуратуру жаловалась. Меня в декан-а-а-а-т вызывали. Нет, Анжелка, я хочу закончить учебу. Последний курс остался.
— Мать твою за ногу! Что же делать?
— У Антона отец хороший.
— Вот! Поехали к нему.
— Он свободный художник, я не знаю, где он обычно рисует.
— Господи! Ты вообще хоть что-то
— Ты сошла с ума? — я даже реветь перестала, представив, во что мне обойдется дорога. — В Москве столько таких точек, что до конца жизни не успеем все обойти.
— Да, ты права. В общем, у тебя два варианта: смотаться к его матери на работу или ехать к ним в особняк.
— Никуда я не поед-у-у-у, — этот разговор вызвал новый приступ отчаяния.
— Слушай, а если это все-таки спор? Ну, порезвились мажоры и плюнули: надоело с такой несговорчивой, как ты, возиться.
Я села на кровати и будто в ступор погрузилась. Вспоминала, как Антон со мной разговаривал, как защищал меня от Павла, как в драку с ним бросился. Нет, не может быть, чтобы все это было хорошей игрой и только.
Что-то мелькнуло у меня под носом, и я вздрогнула. Анжела скакала передо мной и щелкала пальцами.
— Ты чего?
— Я уже не знала, как тебя привести в чувство. Застыла, как статуя, смотришь в одну точку и губами шевелишь. Жуть просто!
— Я думала. Нет, я точно Антону нравлюсь. Не ради пари он со мной общался.
Анжелка налила нам чаю, сделала бутерброды с маслом, щедро посыпав их сахаром. Она протянула мне один и замолчала. Видно было, что в голове ее шел настоящий мозговой штурм: хмурились и выравнивались брови, закрывались и открывались глаза, и только рот исправно выполнял свою работу.
У меня же мыслей не было совсем, но и плакать уже не расхотелось. Неожиданно на меня напал жор. Я съела один бутерброд, потом второй, и тут соседка сказала:
— Погоди, ты же говорила, что тебя привез их охранник. Степан, кажется.
— Точно! Как я забыла!
Надежда вспыхнула с новой силой. Я вскочила и полезла в сумочку, куда кинула визитку охранника. Господи! Нашла! Какое счастье!
Я вытащила телефон и набрала номер, указанный на картонке.
— Да, слушаю.
— Степан, это я Рита. Помните, вы меня подвозили домой? К общежитию.
— Да, что-то случилось?
— Степан, — на меня накатил новый приступ слез, и Анжела забрала телефон из рук.
— Степан, вы, кажется, хороший человек, — начала она. — С моей подругой в том доме обошлись, как с проституткой.
— Дай мне, я сама, — я вырвала из ее рук мобильник. — Степан, вы не пугайтесь. Я не знаю, что делать. Антон пропал.
— Как пропал? — его голос звучал удивленно. — А-а-а, вам не показывается? Так, наверное, его мать на привязи держит. Маменькины сыночки обычно не сопротивляются
— Вот как? — радость сменилась отчаянием и разочарованиям. — Я думала, Антон другой. Извините.
Я уже хотела отключиться, но вдруг услышала крик:
— Подождите! Может, я не прав. Антон постоянно воевал с родителями. Не торопитесь. Я сейчас проверю и вам перезвоню.
— Ну, что? — кинулась ко мне Анжела. — Что сказал?
— Перезвонит.
— Вот, есть хорошие люди на свете.
Полчаса ожидания показались мне каторгой, и когда я уже махнула рукой, телефон зазвонил снова.
— Антон заболел, — сказал Степан.
— Как? — ахнула я и заметалась по комнате. Натянула шапку. Криво. Потом куртку — только один рукав. — Это он в ледяной воде искупался,
— Тяжело. Кажется, воспаление легких. У него несколько дней держалась высокая температура до бреда. Мать отказалась положить его в больницу и устроила стационар на дому.
— Я сейчас. Я сейчас. Я приеду, — бормотала я, не слушая охранника.
— Эй, подруга! Стой! Ты куда собралась? — соседка схватила меня за руку.
Я посмотрела на Анжелу, не понимая, что этой девушке от меня надо.
— К Антошке.
— У него уже все нормально, слышишь? Прижми задницу!
Анжела стянула с меня куртку, и повесила ее на крючок, потом забрала телефон. Я слышала, как она благодарила Степана за помощь, а сама не понимала, что сейчас чувствую: страх за Антона или радость.
С этого дня печаль как рукой сняло. Я была уверена: надо просто подождать. Антон, зная возможности своей мамы, не полезет на рожон, но что-нибудь придумает.
Я мыла посуду и напевала себе под нос. То, что он справится даже с такой тяжелой болезнью, я не сомневалась: организм молодой, спортивный, не должен подвести. Людмила прибежала с подносом и кинула его на стол. Грязная посуда возмущенно звякнула.
— Рит, побудь пару минут в зале, я перекурить хочу.
— Ох, опять Азамат ругаться будет.
— Я быстренько. Я всех уже обслужила. Просто покараулить надо.
Я вытерла руки, сняла косынку и вышла в зал. В кафе было малолюдно. За любимым столиком сидел Гарик с друзьями, а в углу, спиной ко мне, — мужчина в пестром свитере крупной вязки. Я проверила кофемашину, сделала себе капучино и села на барный табурет.
— Рита, а где Людмила? — выглянул из кухни Азамат. — Блюдо кто подавать будет?
— Рит, сиди, — вскочил Гарик. — Я сам.
Людмила вернулась быстро, как раз у меня кофе в чашке закончился. Я встала и пошла в подсобку. У дверей оглянулась: мужчина тоже поднялся и надел куртку. Он по-прежнему был ко мне спиной, но что-то будто стукнуло меня в сердце.
— Николай Сергеевич? — тихо спросила я.
Он не расслышал и вышел из кафе. Я кинулась за ним.
— Николай Сергеевич!