Укрощение строптивой
Шрифт:
— Спасибо, Стёпа. Хорошо, как стало. Дети то спят?
— Конечно спят. Рисовали мне рисунки на завтрашний День рождения.
— Что нарисовали?
— Точно не знаю. Они мне не показывали. Но я заглядывал, когда они были в процессе. Пацаны машины, Полина дом, Соня… Что Соня нарисовала я так и не понял.
Штерн усмехнулся.
— Главное, что нарисовала.
— Да, главное, что нарисовала.
— Рисунки обязательно в рамочку помести и повесь в комнате. Дети увидят это, поймут, что не зря. Папе очень понравилось. Для детей это самое важное. Я это сейчас только стал понимать. Кристина
— Как-то, когда Кристина ходила беременная близнецами, повез я её в лес. Осенью дело было. мы в этот день с ней вообще не ругались. Она молчаливая была. Ходила по лесу, собирала листья. Всякие разные, красивые такие. Жёлтые, оранжевые, разноцветные. А потом рассказала мне, что в детстве любила собирать гербарии. И показывала их родителям. Только эти гербарии никому оказались не нужны. Странный был день. Мы словно с ней были одна семья. Нормальная, полноценная. Я попросил её собрать мне гербарий. Она удивилась, но сделала. Я его поместил в рамку, под стекло. Он до сих пор у меня висит, в квартире родителей.
Мы немного помолчали. Потом Александр Осипович спросил:
— Что с квартирой будешь делать?
— Ничего. Пусть стоит. Это всё что осталось от родителей. Там каждый миллиметр пропитан ими. Мебель, занавески, которые мама ещё вешала. Портреты, картины. Я туда, когда приезжаю, словно в детство своё возвращаюсь. Да и с Кристиной мы там бывали. И Соню там, в квартире родителей зачали. Так что пусть стоит. Я приезжаю туда, убираюсь. Хотя чего там убираться? Пол вымою, пылесосом поработаю. Окна вымою. Занавески и шторы постираю. Мне это не в напряг. Да и Соня почему-то любит там бывать. Почему, сам не знаю. Очень любит смотреть семейный альбом. Фотографии внимательно рассматривает, потом пальчиком тычет и смотрит на меня. А я ей говорю, это твой дедушка. Это твоя бабушка. Это я. Это твоя двоюродная бабушка. Прабабушка, прадед. Разные люди, большинства из которых уже и в живых давно нет. А ей интересно, как я рассказываю, показываю старые фотографии. И такое ощущение, что они рядом, здесь со мной и дочкой. А потом она засыпает и спит так сладко.
— Наверное, ты прав, Стёпа. Сонечка становится всё больше похожей на свою мать.
— Да, Александр Осипович. Такая же светловолосая и голубоглазая.
— Ладно, Стёпа. Пойду я спать. Завтра у нас праздник. — Он усмехнулся. — Так что надо набраться сил. Я специально разобрался со всеми срочными делами, так что, несколько дней буду здесь, с внуками.
— Идите, Александр Осипович.
Он ушёл. Я ещё немного посидел. Прибрался в парной, в моечной. Открыл вентиляцию, чтобы всё просохло. Бассейн я не набирал. Когда прошёл в спальную Ирмы ещё не было. Позвонил ей.
— Алё, Стёпа?
— Ирма, ты домой то приедешь ночевать? Тебя ждать?
— Да. Стёпа я уже еду. Сейчас, через десять минут буду.
— Ирма, я баню затапливал для Александра Осиповича. Ты будешь?
— Стёп, я устала. Пойду в душ. В баню в следующий раз. Хорошо?
— Как скажешь. Я жду тебя. Дети уже спят давно.
Через
— Наконец-то я дома.
— Устала?
— Ты даже не представляешь как.
— Почему сама ездишь? У тебя что, водителя нет?
— Стёп, я сама люблю ездить… Но ты прав. Надо начинать с водителем кататься.
— Есть будешь?
— Нет. Только чай попью. После душа.
— Хорошо.
Ирма ушла на верх. Быстро разделась и прошла в ванную. Дверь не закрыла на защёлку. Зашёл. Она стояла ко мне спиной, уперевшись руками в кафель стены. Стояла расслабленная.
— Ирма, тебе помочь? — Женщина развернулась ко мне лицом.
— Если ты не против, то залезай ко мне.
Снял спортивные штаны и нижнее бельё. Больше на мне ничего не было. Встал рядом с ней под струи. Она прижалась и закрыла глаза. Обнял её.
— Давай я тебя намылю.
— Давай. — Я отключил душ, взял мыло и стал просто руками намыливать её. Спину, руки, шею, грудь, живот, ноги. Поцеловал её в живот. Когда закончил, выпрямился с колен. Она улыбалась с закрытыми глазами.
— Стёп, такой кайф. Хочешь меня?
— А ты хочешь?
— Я никакая, Стёпа. Но если ты хочешь, то…
— Ирма, я не занимаюсь любовью с уставшей женщиной. Давай сполоснёмся. — Включил опять душ. Обмыл её. Поцеловал в губы. Взял большое полотенце и завернув её в него, унёс в спальную. Там вытер насухо. Подал ей её трусики и ночную рубашку.
— Нет, Стёп, я так буду спать. Без всего.
— А что так?
— А чтобы утром не тратить время на их снятие. Мне же надо будет своего мужа поздравить первой с Днём рождения. Вот я и поздравлю. А потом подарок будет.
— Как скажешь.
Завалились с ней спать. Она устроилась на моей груди и сразу уснула. Некоторое время лежал, смотрел в потолок. Потом постепенно и самого сморил сон.
Утром проснулся от того, что меня целовали. Целовала Ирма в губы. Когда открыл глаза увидел её улыбку.
— С Днём рождения, дорогой. Я тебя разбудила?
— Разбудила. Будешь за это наказана.
— Накажи. — Стала целовать моё лицо, потом грудь, смещаясь ниже. Меня стало охватывать возбуждение. Ирма тёрлась о моё тело грудью. Я чувствовал её затвердевшие в возбуждении соски. Нежно ухватилась ладошкой за моё естество. Подвигала ей вверх-вниз, потом поцеловала и насадилась ртом. Ирма хорошо делала минет. Просто сказка. Взял её голову в ладони и стал насаживать интенсивнее. Когда готов был уже кончить, она резко отстранилась.
— Стёпа не в рот мне. — Быстро подвинулась ближе к моему лицу, возбуждённый член не отпускала из рук. Быстро устроилась на мне и ввела мою плоть к себе в лоно. Тут же задвигалась, наращивая интенсивность. Стенки её влагалища обхватили меня плотно. Она начала постанывать. Ухватил её за талию и помогал насаживаться. Даже стал сам делать движение ей на встречу. Наконец я достиг своего пика наслаждения, заполняя её своим семенем. Ирма с закрытыми глазами, приоткрытым ртом продолжала двигаться на мне. Я её не останавливал. Её стоны стали все громче. С талии переместил ладони ей на грудь и сжал их.