Укрощение строптивых

Успенская Светлана Александровна

В это время на гастролях в Нижневартовске Аделаида лежала на широкой кровати в «люксе» местной гостиницы и блаженно щурилась на настольную лампу, посылавшую мягкий рассеянный свет. Утомительный день был закончен, и впереди была ночь, полная неги и любви.

Отложив гитару, Паша лежал рядом с ней и неторопливо потягивал пиво.

— Я так рада, что наконец рассказала обо всем журналистам, — произнесла Аделаида, чей заметно округлившийся животик выделялся на фоне тренированной сухощавой фигуры. — Я

думаю, это даже будет способствовать росту моей популярности…

— Угу, — пробормотал Паша, ставя на стол порожнюю банку пива.

— А на свадьбу мы пригласим всех, всех, всех! — Окинув взглядом подругу, чья фигура еще не потеряла для него своей привлекательности, Паша ласковым и требовательным движением провел рукой по ее бедру.

— Ой, не надо, Пашенька, — хихикнула певица, ежась от щекотных прикосновений. — Мне доктор запретил…

А его требовательные настойчивые губы уже спускались от ее шеи все ниже и ниже, к округлости живота, к податливо разошедшимся в темноте бедрам.

— Ой, Паш, я же сказала, что не буду! — Аделаида безжалостно оттолкнула его голову, одергивая халатик.

А экран телевизора мерцал голубым, в нем неизвестная женщина с волевым лицом и узкими губами что-то беззвучно говорила, страстно сжимая кулаки…

Поругавшись со своей будущей женой, Паша вышел из номера, бросив через плечо, что идет в бар. Через минуту он уже лежал под одеялом новой костюмерши, которая была вообще-то костлява и куда менее привлекательна, чем та, прежняя, то ли Лиза, то ли Лида. Но на безрыбье, как говорится…

* * *

Один коллега посоветовал ей, как справиться с волнением, от которого хотелось бежать куда глаза глядят, бросив микрофон. Он сказал ей: представь себе, что ты — это на самом деле не ты, а удачливая, уверенная в себе особа, которая не боится ни черта, ни дьявола, ни интервью, ни горящего красного глазка телекамеры — ничего! Наблюдай за этой девушкой со стороны, как будто ты зритель, и у тебя все получится. Действительно, отныне на экране Юля держалась свободно и легко. Образ прожженной журналистки она нацепила, как защитную маску.

— Как вы расцениваете обвинения, выдвинутые вашей супругой?

— Это бред, с которым должны разбираться психиатры, а не телевидение.

— Но она заявила вчера…

— Это плод ее воспаленного воображения! Одной ее фантазии мало для предъявления обвинения. Где документы?

— Но ведь архитектор Дино Чентура действительно погиб в авиакатастрофе при очень подозрительных обстоятельствах…

— Я не был знаком с ним лично и не собираюсь отвечать за все летные происшествия, случающиеся время от времени в воздухе.

— А что вы можете сказать о своих взаимоотношениях с Кремлем?

Известно, что вы… — Прошу прощения, — с твердой улыбкой произнес он, вставая. —

Наше время истекло.

Юля неохотно поднялась со стула. Красный глазок телекамеры погас.

Ей не удалось выцарапать из него ничего нового.

Садясь в фургон с телеаппаратурой, она подумала, что хорошо бы было основательно покопаться в этом деле. Она не сомневалась, итоги ее первого журналистского расследования вызовут сенсацию.

* * *

Вечером они устроили маленький праздник для двоих на загородной даче. Там они были в относительной безопасности.

— Ты держалась великолепно! — восхищенно воскликнул Гурьянов. — Давай выпьем за тебя!

Бокалы сдвинулись. Густое, как кровь, вино блеснуло рубиновым светом. Гудящий огонь загнанно метался в камине, излучая светлое березовое тепло.

— За нас двоих! — поправила Лариса, счастливо улыбаясь.

Вино разлилось по телу горячей волной и через минуту ударило в голову, Лариса блаженно рассмеялась.

— Пожалуй, час "Ч" отменяется, а?

— Возможно, он просто откладывается. — Михаил был слишком осторожен, чтобы загодя праздновать победу.

— Меня уже засыпали просьбами об интервью центральные телеканалы.

Поступило даже предложение от французов. Скоро пожар разгорится вовсю. Может, он вздумает откупиться?

— Ну и в какую сумму ты оцениваешь свой отказ от борьбы?

— О, она будет круглой, как земной шар, если на него смотреть из космоса. В ней будет не меньше семи нулей. Семь — мое счастливое число! — хихикнула она.

Они помолчали, наслаждаясь вином.

— Как я тебе показалась на экране? — Лариса отправила в рот крупную виноградину.

— Ты была изумительна! — Гурьянов потянулся к ней. — Но в жизни ты еще лучше. Гораздо лучше…

И, точно изголодавшиеся звери, они стали срывать друг с друга одежду, одержимые страстью, так похожей на ненависть. Ибо ими двигала ненависть, так похожая на страсть.

* * *

Кедров анализировал сведения, которые его ищейки сбрасывали сразу же после получения информации.

Возраст — двадцать два года. Родилась в Москве. Мать погибла в автокатастрофе, у отца новая семья и маленький ребенок…

«Это хорошо, — усмехнулся Кедров, — просто идеально! Шумихи не будет, поисков тоже. Женившиеся вновь отцы обычно не страдают любовью к детям от первого брака».

С отличием закончила журфак МГУ. Публиковала небольшие заметки в районной прессе. На телевидение устроил отец, ограничив тем собственное участие в жизни дочери.

Работа на НТК. Несколько репортажей, не получивших большого резонанса, работа на подхвате. В число тележурналистов попала благодаря молодости, четкой дикции и телегеничной внешности.