Укротить ловеласа
Шрифт:
За пару минут, пока Римма Ильинична вела Надю в гримерку, еще до того, как Платон широко улыбнулся и выдал «Ого! А ты совсем не изменилась!», Надя успела мысленно узреть грандиозный триумф, который ждал ее с Платоном. Команда мечты — вот, как их следовало назвать. Его богоподобная игра, помноженная на ее деловую хватку, — и мир, дрогнув, упадет к их ногам.
Надя не учла одного: вместе с лишними килограммами Платон потерял всякую совесть. Временами он вел себя мило и душевно, снова становился ее трогательным другом, почти родным человеком. А временами, когда
Из агента, из уважающего себя концертного директора, Надя постепенно превратилась в няньку. И как Римма Ильинична, столько сил отдавшая образованию сына, забыла втемяшить в его талантливую башку, что чужих теть трогать не надо, потому что от этого бывают болячки?
— Зря ты сказала ей, что ты моя жена, — Платон выдернул Надю из печального прошлого, чтобы погрузить в не менее безрадостное настоящее. — Это выставляет меня в дурном свете.
Надя чуть не поперхнулась, — было бы чем. Из-за того, что пришлось нестись к Платону через весь город, не успела даже позавтракать.
— А ты собирался ей перезвонить?
— Ну… — Платон задумчиво наморщил лоб: Надя так и видела, как у него перед глазами высвечивается шкала женской привлекательности. — Вряд ли.
— Тогда скажи спасибо, не придется оправдываться, — она швырнула в чемодан несколько пар носков и с облегчением застегнула молнию: одним делом меньше.
Глава 1 (4)
— Как думаешь, это злокачественное? — вдруг донеслось ей в спину.
Надя обернулась: Платон сидел на кровати, натянув джинсы по колено, и задумчиво разглядывал родинку на левом плече.
— Ты долго будешь одеваться? Серьезно, у меня племянник быстрее в садик собирается.
— Не помню, она раньше у меня была или нет… Не знаешь хорошего дерматолога?
У Нади во рту бурлили всякие разные слова в адрес «злокачественной» родинки Платона и хождения по дерматологам. Но слова эти пришлось проглотить: хоть что-то. Такими темпами дожить до полноценного завтрака Наде удастся уже ближе к ужину. Опыт подсказывал ей, что проще успокоить Платона, чем спорить с ним, да и на споры у Нади не было ни сил, ни времени.
Поэтому она подошла к мужчине, в чьих глазах читалась тревога о неминуемой близкой кончине. Ох, как же хотелось отхлестать его, отлупить от души, чтобы привести в чувство! С какой старательностью и методичностью он испытывал ее терпение!
Надя глубоко вздохнула, подождала, пока кислород пробежит по организму и соберет излишки ярости, а потом склонилась над плечом Платона. Родинка была самая обыкновенная. Ничем не выдающаяся. Посредственная донельзя. А кроме того, она была у Платона
Но Надя почему-то замерла, пытаясь это сформулировать. Она знала, что должна что-то сказать Платону, но не могла вспомнить, что именно. Взгляд упрямо пополз от родинки дальше по плечу к крепкой шее и ключичной впадинке, где застыла последняя капля воды, которую почему-то очень хотелось подцепить кончиком пальца.
И Надя бы так и сделала, к вящему своему стыду, если бы в эту самую секунду телефон в ее заднем кармане не грянул трелью.
— Да! Это меня! — судорожно пробормотала она, хватаясь за гаджет.
— Я в курсе, — Платон бросил на нее озадаченный взгляд: мол, может, это не меня стоит показать специалисту? — Телефон же твой.
— Ага!
Надя хотела мазнуть пальцем по экрану, чтобы ответить, но телефон выскользнул из отчего-то вспотевшей ладони и с глухим стуком упал на ковер.
— Я… Я сейчас…
— Давай я…
Они пробормотали это одновременно, но Надя так спешила нагнуться первой, что не рассчитала и коснулась рукой того, что трогать никогда в своей жизни не планировала. Не в смысле вообще, а в смысле у Платона.
— Извини, я… — Наде показалось, что она вот-вот задохнется. — Я отвечу… — телефон все же удалось подцепить дрожащими пальцами, и Надя ответила на звонок, прочитав имя Саши, но не сразу заметив, что набрал он ее по видеосвязи. — Привет, милый.
Она резко выпрямилась, одернула блузку, но помогло это слабо. Вид у нее был, как у человека, застуканного на месте преступления. Щеки горели, волосы растрепались, а глаза норовили выскочить из орбит.
— А ты где? — Саша обеспокоенно щурился в телефонную камеру, и Надя повернулась так, чтобы он не мог разглядеть за ее спиной сексодром Платона. — Ты в порядке вообще?
— Я?! Конечно в порядке! — Надя попыталась придать голосу убедительности. — Собираюсь в Вену, предупреждала же. Забыл?
— Не я один, — шепнул Платон, довольный своим чувством юмора, и Надя показала ему кулак.
— Ты так и не сказала, где ты! — Саша вытянул шею, как будто это помогло бы ему увидеть всю комнату. — Я приехал, а твоя сестра говорит, что тебя со вчерашнего вечера не видела.
Ну, Машка! Зараза мелкая! Восемнадцать лет, а ведет себя… Все потому, что Надя отказалась прикрыть ее перед родителями, когда Маша намылилась на Казантип с друзьями. И надо было Саше именно сегодня сыграть роль ревнивого жениха! Только ведь в субботу вместе ужинали, мало ему, что ли?
— А зачем ты вообще при… — и тут Надю осенило.
Воспоминание ослепило вспышкой: вот Надя проверяет документы в визовый центр, а в наушнике у нее что-то болтает Саша. Мол, опять ты куда-то улетаешь… Опять с ним… Давай я хотя бы отвезу тебя в аэропорт… Конечно, милый. Твою ж! Все из головы вылетело, когда Платон не взял трубку, и пришлось мчаться к нему…
— Малы-ы-ыш, — полувопросительно-полувиновато протянула она.
И как Платон делает это невинное выражение лица, даже когда его поймаешь без штанов? Этот честный-пречестный взгляд, — вот как у него получается?