Укротитель Медузы горгоны
Шрифт:
Я поднялась.
– По-всякому бывает. И у меня есть жених.
Таткина опустила глаза.
– Миша, спору нет, симпатичный парень, прямо обаяшка-очаровашка. Мускатова ему уже на шею повесилась. И остальным твой ухажер понравился. Но, Степа, ненадежный он, с первого взгляда видно: бабник и себя очень любит. Небось сама это знаешь. Короче, гуляка твой милый. Лучше обрати внимание на Петю. Все у него есть. Чего еще тебе надо?
Я нагнулась к спортивной сумке из дешевого кожзаменителя, безуспешно прикидывающейся изделием от Луи Вуитона.
– Самую малость: мне нужно любить человека, все остальное
– Дурашка, – укорила меня Таткина. – У мужика надо искать не душу, а толстый кошелек.
Глава 21
– Вы знаете адрес Розалии? – спросила я, садясь в машину.
– В гостях у нее не бывал, взял координаты у Обоймова, – пояснил Петр. – Неужели тебе не тяжело таскать эту огромную торбу? На мой взгляд, намного лучше смотрится маленькая сумочка, похожая на мыльницу.
12
Крёз – последний царь Лидии (595–546 гг. до нашей эры), считался несметно богатым.
– Клатч – это вечерний вариант, – улыбнулась я.
– Тогда небольшой кошелек на длинном ремне, – не сдался Иратов.
– Я работаю стилистом, поэтому ношу при себе много всякой всячины, – объяснила я. – Кстати, объемные сумки давно вошли в моду.
– Да? – с недоверием спросил мой спутник. – И что в них хорошего?
Наш разговор плавно потек в сторону фэшн-бизнеса, потом мы перекинулись на литературу.
На светофоре к машине подбежал подросток и стал размахивать букетом. Петя проехал чуть вперед.
– Ну уж нет, никогда не куплю ничего у мучителей растений. И ты тоже не приобретай у уличных продавцов цветы. Они уже мертвые, подаришь трупы на стеблях, которые в вазе и часа не простоят.
– Вы ботаник? – спросила я.
– В одном из моих дипломов указано: «Биолог», – уточнил Иратов. – А что, есть вопросы по разведению фиалок?
Я проводила глазами подростка с увядшим букетом.
– Люблю цветы. Вот завершу ремонт в квартире и куплю розы-азалии. А больше всего мне хочется вырастить дома лимон. Он так приятно пахнет. Но вот уже третий цитрус погибает. Наверное, я плохо за ними ухаживаю.
– А как ты их покупаешь? – заинтересовался Петр.
– Просто. Прихожу в магазин, выбираю деревце с красивыми лимончиками на ветках и приобретаю его, – пояснила я.
– Выискиваешь то, где плоды поярче и их побольше? – улыбнулся Иратов.
– А это неправильно? – сообразила я.
– Самая частая ошибка начинающего цветовода. Никогда не бери плодоносящее растение – все его силы брошены на созревание плодов, – принялся объяснять Петр. – Переезд из магазина в дом сильный стресс для него. Ты притащила лимончик, а он в ужасе – мало того, что беременный, так еще и смена квартиры. Не всякий цветок может выстоять в экстремальной ситуации, большинство тихо уезжает в оранжерею Господа Бога. Мы приехали. Удобно Розалия устроилась. В центре, но улочка тихая, и дом сталинской постройки. Как думаешь, сколько у нее
– Одна, – предположила я.
– Не меньше трех, – тоном знатока возразил Петр. – А в парадном швейцар в ливрее. Сейчас войдем, и он нас остановит вопросом: «К кому желаете пройти, господа?»
Я потянула на себя дверь подъезда и поморщилась от вони.
– Консьержем здесь, извините за неуместный каламбур, и не пахнет, зато побывали все коты мира.
– И местные любители пива, – добавил Петя, когда мы очутились у подножия лестницы, – на вот платок, прикрой рот и нос. Почему жильцы не поставят домофон?
Я показала на дверь квартиры, мимо которой мы как раз проходили.
– Видите сколько звонков? Тут сплошные коммуналки.
– Да она неряха! – возмутился Иратов, когда мы наконец очутились в небольшой двухкомнатной квартирке Глаголевой. – Повсюду полно грязной посуды.
– Сейчас помою, – вздохнула я. – А вы пока повесьте привезенные нами из театра вещи в шкаф.
– Ну и свинарник! – продолжал возмущаться Петр. – Нет, только глянь на ее кухню. Кафель в пятнах, пол не мыт. Оставь чашки с тарелками в покое.
Но я уже потянулась к разлохмаченной губке.
– Розалия не думала, что заболеет, не успела утром навести порядок, с каждым это случиться может. Неужели вы сами никогда не убегали из дома, забыв вымыть чашку?
– У меня мама порядок наводит, – признался Иратов, – а у нее чай можно пить прямо из мойки, такая чистота.
Я открутила кран.
– За то время, что Глаголева проведет в больнице, на грязной посуде грибы вырастут.
Петя возразил:
– Маникюр испортишь, сам помою посуду. Лучше займись шмотками, мне в них и правда не разобраться. Вот, возьми телефон, там на дисплее список, присланный мамой.
Я отправилась в меньшую комнату, служившую актрисе спальней. Похоже, Глаголева вовсе не богата, весь ее гардероб состоит из пиратских копий брендовых вещей и аксессуаров, а мебель старая, потерявшая вид. Я быстро справилась с поставленной задачей, потом села на край узкой кровати, увидела на тумбочке пульт от телевизора, очередные грязные чашку с тарелкой, лампу в виде собачки и от души пожалела Розалию. Я представила, как она одна возвращается из театра в тесную, давно требующую ремонта квартиру, заваривает чай, ставит кружку у кровати, включает телевизор и лежит, думая о том, что жизнь прошла, а она ее и не заметила. Ну, служила она искусству, и что? Разве оно, это искусство, утешит ее, когда ей плохо? Позаботится в момент болезни? Вот сейчас Розалия в больнице, и если б не добрая Софья Борисовна, осталась бы прима в палате без халата, пижамы и всего прочего. Может, я зря упорно занимаюсь карьерой? Пора выходить замуж. Но за кого? У меня нет любимого человека. До слез стало жаль себя.
Я встала. Хватит идиотничать. В отличие от Розалии Марковны, у меня вся жизнь впереди, еще встречу своего единственного.
Взгляд упал на цветочный горшок, из которого торчали засохшие прутья. Взяв кашпо, я понесла его в кухню.
На мое удивление, Петр не мыл посуду, а зачем-то рылся в шкафчике под подоконником. В некоторых московских домах, построенных в пятидесятых годах прошлого века, батареи висят не под окнами, а расположены у дверей комнаты. Услышав мои шаги, Иратов обернулся: