Укротитель времени (сборник)

Лаумер Кейт Джон

— Ланселот? — чуть слышно проговорила она. — Ланселот… любимый…

— Ну, хватит, пошли! — заторопил его сержант.

Лафайет в отчаянии бросил на девушку последний взгляд — и вышел из комнаты в сопровождении трех охранников.

9

Лафайет сидел в кромешной темноте, прислонившись спиной к сырой каменной стене, и дрожал от холода. В камере стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь шуршанием мышей в гнилой соломе да хриплым дыханием другого заключенного, который

спал на подстилке в углу. За все то время, что Лафайет находился здесь, он так и не проснулся. Несмотря на вонь в темнице, О'Лири, казалось, все еще ощущал запах «Лунной розы». При мысли о прекрасной, стройной девушке, которую он так недолго держал в объятиях, сердце Лафайета сжималось от тоски. Он вновь и вновь вспоминал все, что произошло с ним с того самого момента, как он очутился в Стеклянном Дереве.

— Да, нечего сказать, я блестяще справился с этим делом, — бормотал Лафайет. — А ведь мне повезло, как никогда, — я сразу же попал к ней в комнату — и все равно ничего не вышло. Я делаю ошибку за ошибкой с тех самых пор, как очутился на крыше ветряной мельницы. Я подвожу всех и каждого: Свайнхильд, Родольфо, Пинчкрафта, не говоря уж о Дафн… то есть, леди Андрагорре.

Встав на ноги, он сделал четыре шага. Дальше была стена, как он уже знал, успев обследовать камеру. Постояв, он повернул обратно.

— Но ведь должен же быть какой-то выход! — простонал он. — А вдруг… Он закрыл глаза (что было совершенно излишне при данных обстоятельствах) и попытался сконцентрировать физические энергии.

— Я снова в Артезии, — зашептал он. — Я на маскараде — поэтому на мне этот дурацкий костюм от Спронройла. Я вышел в сад подышать свежим воздухом. Сейчас я открою глаза и окажусь во дворце и…

Лафайет умолк. Из-за вони, стоящей в камере, он никак не мог мысленно перенестись в сад, где самым сильным запахом был аромат гардении.

— Ну… тогда я осматриваю трущобы, — поправился Лафайет. — Вот только в Артезии нет трущоб, — вдруг вспомнил он. — Зато они есть в Колби Конерз. За моим пансионом была отличная маленькая трущобка. Там поселились решительные люди — они до конца дней своих были готовы хранить уголь в ванне.

Он еще сильнее зажмурился, сосредоточившись на своих физических способностях.

— Я — участник федерального проекта по оказанию помощи неблагополучным семьям. Я собираю материал для книги о том, сколько времени потребуется малообеспеченной семье, чтобы превратить в привычный хлев чистую, новую квартиру, полученную от благотворительной организации.

— Послушай, нельзя ли бредить чуть-чуть потише? — раздался из угла неприятный, ворчливый голос. — Я пытаюсь немного вздремнуть.

— Вот как? Значит, ты все-таки живой, — ответил Лафайет. — Я восхищен твоей способностью спать в этом свинарнике.

— А ты можешь предложить что-нибудь другое? — последовал недовольный вопрос. — Может, лучше лежать и думать о всех неудобствах этой камеры?

— А что, если тебе подумать о том, как отсюда выбраться? — спросил его, в свою очередь, Лафайет. — Неплохо бы нам обоим попытаться ответить на этот

вопрос.

— Да, ты умеешь задавать вопросы. А как у тебя с ответами на них?

Лафайет решил про себя, что, судя по голосу, его собеседник был заносчивым, нетерпимым и слабохарактерным типом. Он едва сдержался, чтобы не ответить ему резкостью.

— Я осмотрел дверь, — сказал он с напускным оптимизмом. — Похоже, что она отлита из чугуна, что существенно уменьшает наши возможности.

— Что ты говоришь? Неужели тебя может остановить такой пустяк, как чугунная дверь? Судя по всему, ты можешь взять и сорвать ее с петель, а потом ударить ею кого-нибудь по башке.

— Нам придется придумать какой-нибудь другой способ, чтобы выбраться отсюда, только и всего, — сказал, еле сдерживаясь, Лафайет.

— Ну, и прекрасно. Займись этим, а я пока немного вздремну. Последние сорок восемь часов у меня были очень напряженными…

— Вот как? Ну, не такими напряженными, как у меня. Начать с того, что я очутился на крыше ветряной мельницы, потом сразился с великаном, который задумал меня убить; попал в плен к пиратам, два раза побывал в тюрьме, упал в шахту лифта, был обвинен в шпионаже и летал на ковре-самолете. Я уж ничего не говорю о теперешней переделке.

— А-га! — зевнул его товарищ по несчастью. — Тебе повезло. Вот мне действительно пришлось несладко: я вел переговоры с сумасшедшим принцем, торговался с герцогом, участвовал в дерзкой спасательной операции и обманул колдунью. Меня били кулаками, ногами, пытали и бросили в темницу.

— Ясно. Ну, и что же дальше?

— А ничего. Видишь ли, на самом деле это просто сон. Я скоро проснусь и ты исчезнешь, а я смогу вернуться к моей прежней жизни.

— Все понятно: бедняга, ты помешался в одиночном заключении! Забавно, однако, — прибавил О'Лири, невесело усмехнувшись. — Ты уверен, что я плод твоего воображения. Со мной тоже такое бывало раньше. К сожалению, все мои галлюцинации оказались вполне реальными.

— Если бы ты теперь перестал разговаривать и дал мне поспать, я был бы тебе очень признателен, — прервал его неприятный голос.

— Послушай, ты. Спящая Красавица! — решительно сказал О'Лири. — Все это происходит с тобой на самом деле. Возможно, ты спятил от всего, что тебе пришлось пережить, но постарайся понять своим слабым умишком: ты — в камере, настоящей, трехмерной камере, кишащей мышами. И если ты не хочешь сгнить здесь заживо или попасть в лапы к палачу, тебе лучше побыстрее выбраться отсюда.

— Ну, а теперь уходи, мне надо заснуть.

— С удовольствием, только как? Проснись, болван! Может быть, вдвоем мы что-нибудь придумаем.

— Ох, ты всего-навсего плод моего воображения. Если я усну, то проснусь в Хэтчерз Кроссроудз и буду снова сортировать овощи в лавке Баузера.

Лафайет невесело рассмеялся.

— Ты похож на одного простофилю, с которым я был знаком, — сказал он. Кстати, где находится Хэтчерз Кроссроудз?

— Территориальный округ Оклахома. Но где тебе знать о нем? Ведь мой сон вовсе не об этом.