Укротители Быка
Шрифт:
– А им-то какая корысть...
– начал кто-то, но сосед тут же прошипел ему: "Молчи, идиот! Любая заварушка - это выгода армии, выгода армии - выгода Альмаресам!"
– У вас есть доказательства?
– спросил Боццо.
– Более чем достаточно, - мягко произнес Райн.
– Очень много людей в ратуше вчерашним вечером видели, как какой-то молодой человек пробовал убить господина посла. Слухи уже наверняка
– Слухи гуляют, да, но это и есть слухи... тем более, что трупа никакого никто не видел, - Боццо пожевал губы.
– Только и известно, что кто-то выбил стекло в Бальной зале...
– Я подтверждаю эти слухи, - пожал плечами Райн.
– Убийца был - причем тренированный воин. Он умудрился спрыгнуть с верхнего этажа и потом сбежать. Что указывает на... известных вам лиц. Они затеяли провокацию. На меня самого вчера по дороге к Кормчему было совершено нападение... да вы видели меня.
Кто-то поинтересовался у кого-то шепотом, "чего это магистр выпендривается", и ему так же шепотом ответили: "в кровищи был с головы до ног".
Мэтр Боццо не сумел выдавить из себя ничего более вразумительного, чем "вот даже как".
– В Мигароте завязан узел судьбы, - вздохнув, продолжил Райн.
– С каждым днем он затягивается все туже. От вас зависит, развязать его или нет.
– Что это значит в практическом плане?
– спросил Джиано. Как всякий хороший поэт, он старался быть практиком.
– Это значит, что если провокация Альмаресов осуществится - так или иначе, - то герцог возьмет Мигарот и не пощадит здесь никого. Городу придется туго.
– У Хендриксона не хватит сил на осаду, - покачал головой один из старших мастеров. Райн его имени не знал.
– Хватит, если Армизон падет, - сказал Райн.
– А он падет. И очень скоро.
– Подлецы!
– один из столяров вскочил.
– Так вы приехали продлевать союз только затем, чтобы отвлечь внимание от Армизона?! От наших добрых соседей?!
Его товарищ схватил столяра за плечо и заставил сесть.
– Нет, - покачал головой Райн.
– Посол Ди Арси сам не знает, что Армизон падет. Более того, этого не знает и герцог Хендриксон. Все, на что он рассчитывает, это захватить Ририн и область к Восходу. Однако Армизон сам вышлет ему парламентеров.
– Я слышал, сам Арей клялся, что Армизон не падет никогда
– Что же за хитрость измыслит герцог?
– Нет, - покачал головой Райн.
– Армизон падет не перед силой, но перед страхом. Об этом сейчас знаю только я - и вы. Потому что я служу силе, высшей, чем боги. Ну что же, господа. Засим разрешите откланяться.
С этими словами Райн поднялся.
– Постойте!
– Джиано нахмурился.
– Это все, зачем вы собирали нас?
– Оставь его!
– выпалил мэтр Боццо.
– Да, - Райн серьезно кивнул, оборачиваясь.
– И лишь ваше дело, как распорядиться информацией.
Он покинул сад. Калитка не скрипнула. Откуда-то из соседнего дома доносилась музыка флейты, под нее плясали солнечные зайчики на траве, и от этой пляски казалось, что зеленые короткие стебли не примялись под шагами астролога.
– Порой я думаю, друг Джиано, - один из его ткачей наклонился к мэтру Три Башмака и произнес ему на ухо, - что Магистр Драконьего Солнца... ну... ты понимаешь... как будто родственник.... им.
– Кто его знает, - неохотно произнес Джиано. Он был настоящий поэт, а поэтому не любил говорить попусту.
***
Райн будто бы нарочно задался целью как можно сильнее нарушить просьбу (или, скорее, приказ) своего напарника не выходить без охраны.
Райн шел из того самого ремесленного сада неспеша, блуждал по узеньким переулкам, где один раз даже заметил в полупересохшей луже блаженно млеющего от жары хряка... практически предместье. Потом он вышел на край вполне приличного канала, облицованного серым камнем, и долго смотрел на бегущую воду. На сероватых волнах покачивалась шелуха семечек, кожура апельсинов и прочая грязь, но астролог, как будто, не обращал на это никакого внимания. Место было совершенно глухое: дома смотрели на этот канал только слепыми глазами плотно прикрытых ставнями окон, да и тех - домов - было относительно немного. Глядел магистр не столько на безрадостный городской пейзаж (о, где вы, знаменитые черные башни, где вы, дома из желтого "солнечного" песчаника!), а куда-то в пустоту. Да потом еще зевнул и потер усталые глаза.