Укрой меня от замыслов коварных; Делирий; Возвращайтесь живыми!; Шанс на независимость

Головачёв Василий Васильевич

– Тут прилетели с Большой земли, говорят, их должны забрать ваши ребята.

– Семь человек, – отозвался Сергеич. – Старший – Вьюгин.

Фёдор Кузьмич посмотрел на Афанасия. Тот показал ему своё удостоверение.

– Полковник, надо же! – уважительно протянул начальник станции. – У нас таких гостей отродясь не было.

– Генералы прилетали на Шмидта, – вставил слово Жека.

– С острова Шмидта до «хоботка» ближе, – кивнул Фёдор Кузьмич. – От нас – сто сорок километров, от них – сто пять. В основном начальство через Шмидта летит.

– Сколько ждать?

Фёдор

Кузьмич повторил вопрос микрофону.

– Завтра утром, часов в семь будет борт, – пообещал Сергеич. – Ждите.

– Располагайтесь, – развёл руками хозяин станции. – Тесновато у нас, конечное дело, однако не в поле же на снегу спать.

– Весело, – буркнул Джокер.

– Ничего, не баре, разместимся, – ответил ему молчаливый степенный Зюма.

Мнение Зюмы поставило точку в неначавшейся дискуссии по поводу тесноты и грядущих неудобств. К счастью, станция имела нормальный туалет с подогревающимся полом, и это обстоятельство примирило привыкших к иным условиям бытия экстрасенсов с действительностью.

В двенадцать часов ночи (с тусклым солнцем, ползущим от Северного полюса к востоку) легли спать. Все получили спальники и расположились на полу главного помещения станции и в спальне. Хозяева не предлагали свои койки гостям, да они в этом и не нуждались. Жизнь выкидывала с ними и не такие фокусы.

Афанасий сходил с Двигуненко к «Ми–8», поблагодарил пилота Вову и его коллегу, и те, обрадованные возможностью вернуться домой, кинулись к своей машине, связанной с ними нитью судьбы.

Вертолёт улетел. Стало тихо, но ненадолго: кто–то плеснул хвостом в море, закричали чайки.

– Живут и здесь, – кивнул на них Двигуненко. – Ничто их не берёт, никакие холода, никакие ветра.

– Может, и нам придётся переселяться сюда когда–нибудь, – ответил Афанасий задумчиво. – Север – это наше всё: и прошлое, и будущее.

Тарас посмотрел на него удивлённо, однако возражать не стал.

Они вернулись в домик станции и вскоре уснули.

Вертолёт с платформы прилетел за гостями с Большой земли в шесть часов сорок минут условного утра.

Афанасий поднял всех в шесть, поэтому группа успела привести себя в порядок и попить чаю.

На сей раз винтокрылая машина, украшенная сине–красными полосами и эмблемой «Газпрома», была гораздо новей и комфортабельней, нежели «Ми–8».

– «Коршун», – сказал Шаймиев с ноткой уважения в голосе. – «Ка–226». Классная машина. Мне на таком летать не приходилось.

Пилотов было два. Один из них выбрался из кабины, побеседовал в сторонке с Фёдором Кузьмичом и вернулся. Второй в это время показал Афанасию пассажирский салон, и отряд расположился в удобных креслах, с интересом обозревая интерьер салона.

Взлетел «Коршун» быстро, упруго, не обращая внимания на увеличение взлётного веса, набрал приличную высоту.

Остров Ушакова ухнул вниз и исчез, растворился на свинцово–сером фоне моря.

Летели всего ничего. Уже через полчаса на горизонте показалась остренькая шпилька, превратилась в тростинку, в карандаш, в башенку буровой вышки, и вертолёт буквально спикировал на платформу, так что пассажиры едва успели её рассмотреть.

Больше всего «хоботок

на линзе» напоминал крепость с зубчатыми краями – для противостояния айсбергам и ледяным полям. Издали его действительно можно было принять за крепость или старинный дредноут, у которого вместо пушек имелись трубы, цилиндрические ёмкости, баки, мостки и стеллажи. Афанасий, изучив технические характеристики платформы ещё дома, знал, что сооружение проектировали в ЦКБ «Кристалл», а строили на верфях Калининграда, поэтому она была «насквозь своя», отечественная, хотя и не уступала ни в чём зарубежным аналогам. Для южных морей обычно платформы подвешивали на толстые трубы, намертво укреплённые в морском грунте. Эта конструкция представляла собой плавучее основание с натяжным якорным креплением. Для того ему и понадобились острые «крепостные» зубцы – чтобы льды не могли повредить обшивку платформы и буровую вышку.

Мелькнули пристыкованные к платформе с разных сторон корабли: один – похожий на большой буксир, второй – военный.

Вертолёт сделал полукруг и сел точно в центр нарисованного круга на специальной площадке, похожей на мишень.

Пассажиры, восхищённые мастерством пилотов, полезли наружу.

Группу встретил моложавый мужчина в бело–синем северном комбинезоне с меховым капюшоном.

Афанасий полез за удостоверением, но встречающий не стал проверять документы.

– Полковник Вьюгин?

– Так точно, – ответил Афанасий.

– Миленкович Кирилл Силантьевич, начальник пусконаладочной смены. Нас предупредили о прибытии экспертов. Места у нас мало, ещё иностранцы прилетят, поэтому вас придётся селить в один кубрик. Надеюсь, ненадолго.

– До пуска, – подтвердил Афанасий. – Попробуем уместиться. Как насчёт минимальных удобств?

– О, не беспокойтесь, у нас развёрнута специальная бытовая система безотходного цикла, биотуалеты, биодуш и так далее. В кубрике всё есть. С чего начнёте?

– Расположимся, попьём кофейку, если найдётся.

– Кухня у нас отличная, всё нормально.

– Дадите нам полчаса?

– Разумеется, как скажете. Сейчас пришлю проводника, он покажет вам кубрик, столовую, кафе и всё остальное. Самостоятельно по платформе передвигаться не рекомендую, наладочные работы ещё не закончились, буровая уже гонит грязь, вот–вот пойдёт нефть.

Миленкович кивнул и скрылся в переплетении стеллажей и лестниц.

Мимо прошли пилоты «Коршуна». Гости остались одни. Откуда–то доносились звуки работы механизмов, человеческие голоса, но самих людей видно не было.

– Охраны не вижу, – заметил Двигуненко.

– Есть тут охрана, не волнуйся, – проворчал Джокер. – Телекамера прямо на нас смотрит. Да и сторожевик слева под бортом стоит.

– Холодно, – поёжился Зяблик, натягивая капюшон.

– Минус пять и ветер.

Появился молодой парень в таком же «Урсе», что и его начальник. Глаза у него были сонные.

– Идёмте, кубрик на втором ярусе.

Прибывшие, озираясь, спустились по металлической лестнице на этаж ниже, миновали решетчатое ограждение большого проёма и вышли к белой, пластиковой на вид стене с дверью и красной надписью на ней: «Гостиница».