Укус анаконды
Шрифт:
Анна потянулась, распрямляя затекшую в долгом сидении спину и сжимая потную пачку тысячных купюр… И вдруг на ее плечо легла чья-то тяжелая рука.
– Гражданка, Вам придется пройти со мной! – раздался хорошо поставленный, но несколько взволнованный голос.
Анна обернулась. Рука незнакомца не соскользнула с плеча, даже напротив, как бы сжала его, но пальцы сжимающего дрожали. Незнакомый мужчина держал ее плечо правой рукой, а левой совал ей в лицо красную книжечку.
– Я заместитель начальника отдела по борьбе с экономическими преступлениями рыбацкого УВД, – голос молодого человека (мужчина, державший Анну за плечо, оказался молодым человеком лет двадцати семи – тридцати) слегка дрожал.
«Да что они все дрожат-то!» – Мелькнула в Аннином подсознании глупая и совершенно нелепая для данного момента мысль. Она все еще ничего не понимала.
– Гражданка Кондратьева! – чеканил дрожью голос словно заученную фразу. –
«Какая чушь! – у Анны в голове все начало путаться. – Ничего не понимаю! При чем тут этот парень с корочками? Я получила деньги, ну и что из этого? Почему мне велят их отдавать?..» Анна почувствовала, как начинает кружиться голова – у нее в минуты волнения резко падало давление. Видимо, она то ли пошатнулась, то ли стала падать, потому что парень с корочками поддержал ее, спешно засовывая свое удостоверение в нагрудный карман и высвобождая таким образом вторую руку… Анна набрала в рот побольше воздуха, продышалась, и сердце и голову вроде отпустило. Она огляделась и только сейчас заметила во дворе две машины, битком набитые людьми. Из одной начали выходить люди, два парня и девушка с видеокамерой. Видеокамеру направили на нее.
«Этого еще только не хватало! – Внутренне возмутилась Анна. – Они, что, действительно меня задерживают? За что? За эти потные деньги, сунутые мне Васей Кирилловым? Но почему? Я же их не украла, он сам мне их всучил, и он должен это подтвердить… Разве это преступление – брать деньги? Нет, надо сообразить, что к чему. Наверно, это подстава. Хорошо, что Вася смылся, а то и его бы задержали, а он, по всему видно, такой трус, что тут же бы раскололся… Что за чушь я несу! В чем раскололся? Нет, наверно, это все-таки подстава. Кто же нас подставил? За что? Наверно, это за ту мою статью про губернатора, которую меня попросил написать Чумнов, когда он отменил бесплатный проезд в общественном транспорте для пенсионеров, а губернатор заставлял его ввести… Да, я тогда тоже считала, что нецелесообразно всем пенсионерам ездить бесплатно, лучше ввести для них льготные проездные билеты… Там, в статье, были еще цифры убытков, которые терпят транспортники из-за пенсионеров… Потом была пресс-конференция с губернатором по этому вопросу, и он говорил про эту статью, был недоволен и еще назвал меня заказным журналистом… Да, точно, это, наверно, за это! Он сейчас в состоянии войны с нашим мэром, и ему надо убрать журналиста, защищающего мэра! Он знает, что Чумнов дружит с Литровским и его шестерками, и сам ненавидит Литровского, вот ему и нужно нас всех связать в одну связку и устранить!.. Тогда мне нужно как можно дольше тянуть время, чтобы Вася уехал в свою командировку, а потом уж Литровский со своими связями подключится и все уладит…»
Анна чувствовала, что в своих умозаключениях находится на ложном пути, но ничего другого просто не лезло в голову. «Молчать, главное – как можно больше молчать! И – обязательно найти адвоката! И еще сообщить мужу… Вот черт, у меня же в сумке подарок для малыша, а меня сейчас промурыжат тут несколько часов… Интересно, Володя забрал Ванюшку из садика?»
В сумке зазвонил мобильник. Анна взглянула на обэпника – у того в глазах мелькнула растерянность, мол, разрешить, не разрешить… «Раз растерян, значит, никуда не денется, – решила Анна, – не будет же вырывать телефон из рук, да еще перед видеокамерой. Небось знает, что я журналист…»
Звонил муж. Анна выпалила ему все сразу:
– Володя, я около дома, меня задержала полиция. Требуют выдать какие-то деньги (мужу Анна еще с утра сказала, что едет в областной центр в редакцию и что будет решаться вопрос о деньгах, так что она не сомневалась, что он все поймет).
– Так, все понятно. Что сделать?
– Позвони Чумнову и адвокату Пименову, оба телефона дома в нашей общей телефонной книжке. Все, целую.
В жизни Анны Кондратьевой было много неприятностей. И все из-за того, что она не то что писать, она и говорить-то неправду не могла! За что и нажила себе множество врагов… Это сказывалось негативно в том числе и на бизнесе мужа. Местные чиновники, ставшие героями ее нелестных публикаций, с удовольствием вставляли ему палки в колеса. Но в одном она была счастлива безупречно – это в семейной жизни! Они с мужем любили друг друга – в этом не было никаких сомнений ни у нее, ни у него, ни у тех, кто их хорошо знал. С годами их чувства не притупились, только обрели более устойчивую форму – стали мене страстными, но более уважительными. И еще одно важное обстоятельство их семейный жизни – маленький сын, которого оба обожали всей душой и который никогда их не огорчал. Мальчик рос здоровым, веселым, правда, баловником и не послушным, но зато очень способным. Он уже два года проучился в музыкальной школе, закончив на одни пятерки, посещал
Анна поймала себя на мысли, что улыбается. Да, она улыбалась воспоминаниям о своей счастливой супружеской жизни, о муже и сыне… Она заметила, что вышедшие из двух машин и обступившие ее люди смотрят на нее с недоумением: мол, без пяти минут в наручниках дамочка, а улыбается… Анне от этих мыслей стало вообще смешно, она расхохоталась. К ее удивлению, из всех окруживших ее, по всей вероятности, работников полиции разозлилась только одна девица. Девица была тощей и невзрачной. Даже какой-то слегка потасканной, измученной и поэтому, видимо, злой.
– Что Вы смеетесь! – злобно рявкнула девица! – Вы даже не представляете, насколько это серьезно!
– Да что Вы говорите! – Анна перешла на иронию, девица явно ее забавляла. – И насколько же это серьезно? Я, что, совершила какое-то преступление?
– Да! – снова рявкнула девица. – Вы совершили вымогательство!
Самый пожилой из полицейских (на вид ему было около пятидесяти, остальные казались совсем юнцами) ткнул девицу в бок, и она затихла.
– Итак, – громким голосом повторил молодой человек, все еще продолжая держать Аннино плечо. – Я повторяю, что Вы только что получили в машине от гражданина Кириллова десять тысяч, и мы предлагаем Вам их добровольно выдать.
Анна стала с любопытством оглядывать присутствующих. Две девицы, одна с видеокамерой, ничего выглядит, только без конца жует жвачку, как корова на лугу, другая – та самая противная и злая. Этот заместитель начальника ОБЭП, пытающийся убедить ее добровольно выдать потные Васины деньги… Так, он у них здесь наверняка главный, раз заместитель начальника. Да, ведь она видела пару раз начальника ОБЭП, он такой рыженький, маленького роста, здесь его нет… Остальные – почти мальчишки, и даже как будто на одно лицо, их все равно не запомнить…А вот этот, что постарше, кажется, с ним Анна где-то пересекалась.
– Скажите, – вежливо обратилась она к мужчине постарше, – можно узнать Ваши фамилию, имя, отчество?
– Конечно! – тот с широкой улыбкой шагнул к ней навстречу и распахнул корочки.
Она внимательно прочитала «Коробков Григорий Николаевич, старший оперуполномоченный ОБЭП, майор». «Да, елки-палки,– задумалась Анна, лихорадочно вспоминая, где и как могла она встречаться с этим человеком, – Надо бы вспомнить… Вспоминай, вспоминай быстрее! Ага, есть! Гена Славин, первый оперативник, с которым она как журналист начала сотрудничать, теперь уже давно на пенсии, как-то встретился ей в городе и позвал поболтать и попить кофейку в кафе. Очень хороший, честный парень Гена Славин, лучший когда-то опер области, но ушел из полиции (тогда еще милиции) сразу, как только стукнул пенсионный возраст, потому что был именно слишком честным. Он частенько рассказывал Анне о взятках, злоупотреблениях и прочих фактах коррупции, творимых в Рыбацком УВД, но она никак не могла его убедить «сдать» коллег. Гена говорил, что все это бесполезно, во-первых, ничего не доказать, во-вторых, коррупция – это гидра, и если посадить или убрать кого-то, то тут же его место займет новый, который непременно будет брать больше и наглее. И, в-третьих, он хоть и ненавидит все это, но сам из этой системы, и если сдавать, то сдавать придется «своих», а это в любом случае «не по понятиям».
В кафе «Фаэтон», где они пили тогда кофе, фасадная часть была из специального стекла, и с их места хорошо просматривалась улица… Вдруг Гена встрепенулся:
– Вон! – брезгливо ткнул он в сторону улицы. – Идет один из наших, Гриша Коробков. Другие хоть на большие деньги разводят, а этот по мелочевке работает. Поймает кого-нибудь на торговле левыми кассетами, потом намекает: «Дельце-то можно и закрыть, но, сами понимаете…» И берет две-три тысячи…
– Баксов? – спросила Анна.
– Какие там баксы! – Чуть не вскрикнул Гена Славин, – По две-три штуки баксов этот наш начальник УВД господин Баранов берет! А этот Гриша – в рублях. Боится по много-то.