Укус технокрысы
Шрифт:
А я? Уже освоился? Уже подметил, что кабинет директора «Кокоса» снова освободился?
— Видел, сзади цепь болтается? — говорит Славка уже через открытую дверцу. — Кузов заземлен, на стекла напылен токопроводящий слой. Мы только вчера докумекали: мало не смотреть на «чебурашки» по телевизору или на дисплеях терминалов, нужно еще и экранироваться, когда думаешь о них не так, как хотелось бы… «создателю».
Проговорив последние слова. Славка проворно захлопывает переднюю дверцу. Стекла в его машине и в самом деле какого-то голубоватого оттенка, словно их медным купоросом помыли.
Да…
На совещание мы едем не в ГУКС, а в мрачное тяжеловесное здание в центре Москвы, и электронный страж долго изучает мою физиономию, поблескивая сиреневыми глазами объективов.
— Ты уверен, что я нужен здесь?
— Ты — нет. Но тебе здесь быть нужно. Гриша очень за тебя просил. А просьбы покойных принято выполнять.
У входа в комнату, где проходит, насколько я понимай, какая-то оперативка, часовой-человек находит наши фамилии в списке, проверяет документы (у меня с собой — только права, но их оказывается достаточно), и мы входим в комнату с высоченным потолком и тяжелыми, обитыми натуральной кожей старомодными стульями с высокими, выше голов, спинками. Стулья стоят в два ряда вокруг большого овального стола, мы почти бесшумно садимся, и первым среди собравшихся я узнаю Грибникова. Он пополнел, даже обрюзг, но его полные щеки сохранили юношескую розовость. Грибников Артур Тимофеевич, работник службы безопасности. Бывший? Скорее, настоящий. Стрижен Артурчик под ноль, и я сразу же начинаю чувствовать, как потеет под париком моя голова.
Кажется, Грибников только что изложил план предстоящей операции. Мы успели — к самому финишу:
— …Почти наверняка после выведения из строя супернейрокомпьютера в зале начнется паника. В том числе и среди телохранителей «создателя». В суматохе можно будет применить оружие. Стреляю я хорошо.
— При входе могут обыскать. Пока не обыскивали, но… — говорит лысоватый полковник с тонкими, неприятного рисунка губами.
— Оружие уже заброшено в здание, катапультой. Я найду его по «маячку». Запасной вариант — «бумажный» пистолет, который не ловят детекторы и почти наверняка не заметят обыскивающие. Если они, конечно, будут.
— Теперь с этими «вопилками»… — не успокаивается въедливый полковник. — Вы уже дважды пытались их применить. И дважды теряли людей. Вам не кажется…
— Кажется. Поэтому я иду сам.
— Без прикрытия?
— Оно бесполезно. Как только пеленгаторы засекут СВЧ-вопль «вопилки», на штурм здания пойдет «альфа».
— Может быть, лучше снайперов послать?
Это спрашиваю я. Вопрос, наверное, глупый. Но я здесь дилетант, значит, мне можно.
— Уже посылали. Четверых, — отвечает Грибников, пристально вглядываясь в мое лицо. Вспоминает, где встречались. — Теперь они охраняют «общего бога». Правда, снайперы шли без экранировки. Но шансов, что она сработает — полста процентов. Есть подозрение, что воздействие даже не электромагнитное.
Артурчик вдруг вздрагивает, словно от пощечины. Узнал.
— Можно, я пойду с вами? — предлагаю я.
— Нет. Категорически — нет! Нам не нужна самодеятельность. Если имеете что сказать по
— Я. Павел Андреевич уже имеет опыт… — пугаясь и от этого тараторя еще быстрее, чем обычно, оправдывается Воробьев.
— Знаем мы этот опыт. Вместе его получали. Если бы спецбоеприпас тогда над «Тригоном» не взорвали — весь мир без компьютерных сетей остался бы.
Ну-ну. А я, получается, и ни при чем вовсе? Да ладно. Это так давно было…
— Слушай, Слав… У меня в кинотеатры ушли — и дочь, и сын. Сейчас они, наверное, уже в Останкине. Я должен их вытащить, любой ценой. Но там все оцеплено войсками. Мне нужен пропуск, позарез.
— Так ты из-за этого рвался в напарники? — явно разочарован Славка.
— А ты думал — я в благодетели человечества записался? Да пусть носится со своим «общим богом», если ни на что другое не способно.
— Вы все сказали? — грубит Грибников. Я так увлекся перешептыванием с Воробьевым, что не заметил: никто ни о чем не совещается, все только смотрят на меня. И ждут, когда я уйду.
А ведь Артурчик — не пройдет. Он, хоть и работает в конторе, где актерские способности иногда ценятся намного выше, чем в ведущих театрах, но — не сдюжит, продумается, засветится. И противно мне с ним после «Тригона» разговаривать, и жалко дурачка. Совершить, что ли, благородный поступок?
— Нет, не все. Вы, когда войдете в телецентр, постарайтесь не думать о своем задании, о цели вашего, так сказать, визита. Думайте, что пришли поклониться «общему богу», как все. Это убережет вас надежнее, чем экранировка. Вы же сами прекрасно…
— Не нужно мною руководить! — вскипает Грибников. — Пожалуйста, покиньте помещение. Вы тоже, — кивает он Воробьеву.
Пока я думаю, как бы поизысканнее нахамить в ответ, вскакивает со своего стула Славка.
— Да-да, мы как раз собирались… Извините, господа, но дела государственной важности не позволяют нам и в дальнейшем разделять ваше изысканное общество!
Ну что же, отступаем мы в полном боевом порядке. Воробьев недаром несколько лет проработал моим замом.
— А как же мой пропуск? — огорчаюсь я, едва мы выходим в широченный коридор.
— Думаю, он тебе не понадобится. Я, пока ждал тебя в «Кокосе», слышал разговор следователей: введенные утром войска уже «обращены» и наводят порядок вокруг телецентра. Желающих воочию увидеть «общего бога» — десятки тысяч. Тебе, кстати, очередь уже сейчас нужно занимать, если хочешь хотя бы к вечеру туда попасть.
— Я в очередях не привык стоять.
— Перед «общим богом» все равны.
Мы выходим на улицу. Наши машины стоят почти рядом, через два автомобиля.
Наверное, мне нет смысла идти в «Останкино». «Бумажного» пистолета у меня нет, «макаров» отнимут при первом же обыске. «Вопилку» мне Гриша достать не успел. А может, она у него где-то в кабинете осталась? В нашем с ним бывшем кабинете… Меня так поразила его неожиданная смерть, что я совершенно забыл, зачем к нему приезжал. Да еще Славка в недобрый час под руку подвернулся. А теперь кабинет наверняка опечатан, да и в любом случае вынести из него ничего нельзя. Был там какой-нибудь сверток или нет?