Укус технокрысы
Шрифт:
Славкин «мерседес» ближе, останавливаемся мы возле него.
— Ты чем так расстроен?
— Да уж не встречей со старым знакомым Грибниковым. Гриша ведь, можно сказать, моим учеником был. А тебе — не жалко его?
— Он сделал все, что мог. Я тоже сейчас по восемнадцать часов в сутки работаю. И Грибников — не единственный, кто пойдет в эпицентр. Вот избавимся от этой заразы — тогда и будем горевать. О Грише, Грибникове, который вряд ли оттуда вернется, и о своих детях. Мои ведь — оба ушли в Останкино.
Вон оно как… А я-то думал, это
— Ну, разбежались?
— Подожди, — останавливает меня Славка. — Гриша просил для тебя пиджачок подобрать. Хорошо, что я не поперся с ним к Черенкову в кабинет. Следователь сразу заинтересовался бы. И никакой мандат не помог бы. Есть, есть у меня такой, — отвечает Славка на мой незаданный вопрос. — Как член Особого комитета при президенте я пользуюсь почти неограниченными полномочиями. Только они мало помогают. Полномочия хороши, когда знаешь, на что их употребить. Но этого, кажется, никто не знает. Даже Президент.
Открыв багажник. Славка протягивает мне нарядный сверток с надписями «ЦУМ» и «ЦУМ — флагман московской торговли» со всех сторон.
— Как пользоваться, знаешь?
— Нет.
— Тогда присядь на минутку, я расскажу. Инструкция тоже прилагается, но мне так доходчиво все объяснили, что я и сам теперь кого хочешь научу.
— Даже меня.
Мы садимся в «мерседес». Он нагрелся на солнце, но Славка, чуть помедлив, захлопывает дверцу. Все стекла подняты.
— Потерпим? В целях конспирации. Надень пиджачок-то.
Похоже, рукава чуть коротковаты. А так… Не от Кардена, конечно, но вполне… Только тяжелый очень. А в потайных карманах какие-то записные книжки, довольно толстые.
— Это — «бумажный» пистолет, — поясняет Воробьев, когда я пытаюсь вернуть книжки обратно в карманы. — Смотри, эти прозрачные пленки на обложках — съемные. Ты отлепляешь одну и вторую и складываешь книжечку вместе, двухтомничком. Пройдет химическая реакция, книжечки слипнутся, нагреются и спекутся. Щелкнешь по ним пальцами — лишнее осыплется. В руке останется двуствольный пистолет. Очень неплохой, кстати, спусковые крючки как у охотничьей двустволки. Стреляешь хорошо?
— Непрофессионально.
— Это плохо. Пеночкин не снимает бронежилета на днем, ни ночью. Ну… Все равно, может пригодиться. Теперь пиджак. Он напичкан микросхемами, аккумуляторами и СВЧ-диполями. Но аэрофлотовские «рамки» его не ловят. Излучающая антенна — конформная. Управление — через очки. Смотришь на объект, который нужно облучить, и берешься пальцами обеих рук за металлизированные квадратики на дужках. Микрооптика отслеживает направление твоего взгляда, компьютер вычисляет и вводит фазовые задержки для каждого диполя, потом генерирует импульс. Через тридцать секунд его можно повторить.
— А если не сработает? И как убедиться, что сработал?
— Когда сработает, тебе станет жарко. А контроль… Ага, вот. Славка выводит на дисплей бортового компьютера телепередачу. На экране появляется… Ну, конечно, «чебурашка».
— Очень
Я делаю то, что он попросил, и вместо «чебурашки» на экране появляется какой-то сюр.
— Все, все! — машет руками Славка, отключая компьютер. — А то ты мне его сожжешь. Да и аккумуляторы беречь надо. Ну, разбежались? Свой старый пиджачок-то не забудь. Для постоянной носки этот тяжеловат, да и вернуть его нужно будет, иначе мне голову снимут. Самый секретный пиджачок в мире. Обидно будет, если в руки чужих разведок попадет.
Я натянуто улыбаюсь.
Меня, похоже, и отсюда, из «мерседеса», выставляют. Не так грубо, конечно, как из комнаты с кожаными стульями, но — выставляют. А мне теперь, в связи с изменившимися обстоятельствами, очень хочется знать ответы на два простеньких вопроса. И я обязательно задам их. Во избежание печальных последствий в будущем. Вот прямо сейчас возьму и задам.
Славка сидит за рулем, я — на переднем сиденье рядом. Схватив Славку за лацканы пиджака, я прижимаю его к спинке сиденья и кричу в испуганное лицо, в перекошенный от неожиданности рот:
— А когда я убью Пеночкина — вы меня в тюрьму упечете? Или пристрелите, при выходе из Останкино? Кто приказал привлечь меня к операции и подбросить «бумажный» пистолетик? Грибников? Отвечай, кто, иначе я сейчас слеплю книжечки, отщелкну лишнее и всажу обе пули тебе в живот!
— Тебе нужно чаще «тик-так» жевать, чтобы дыхание всегда было свежим, — советует мне быстро пришедший в себя Воробьев. — Мне трудно говорить. И так душно, а тут еще ты навалился… — жалуется он, и мои руки сами по себе опускаются.
— Настоял на твоем участии в операции я, — признается Славка. — В качестве «свободного охотника». Ты ведь бывший охотник на вирусов, верно? И неплохой охотник. «Тригон», например, против тебя не устоял. Пойми, мы сейчас цепляемся за любую возможность, за любую. У тебя есть один шанс из тысячи — мы используем и его. Что касается последствий… Подписан указ прокурора. Пеночкин объявлен особо опасным преступником, которого не нужно искать, но нужно обезвредить. Любой ценой. Награда — пять миллионов. Устроит?
— Да пошел ты…
— Я, конечно, пошел бы… в Останкино и сам, — оправдывается Славка. — Да только знаю, не сдюжу. Я до Пеночкина — даже не дойду. Слаб я, понимаешь? Слаб.
Да я, честно говоря, тоже удивляюсь, как это мой, хоть и работящий, но зам в директора выбился.
— Ладно. Пойду я… очередь занимать.
— Ни пуха!
— К черту!
Глава 23
«Вольвочку» приходится оставить почти в самом начале улицы Королева, среди множества других, почти в беспорядке и почти брошенных машин. У некоторых побиты стекла и вскрыты багажники. Кажется, на жулье-ворье новая религия не действует. Как, впрочем, и никакая другая.