Укус технокрысы
Шрифт:
Пеночкин, наконец, собрал себя с пола. Он никогда не уделял должного внимания физическим упражнениям. И напрасно. Мужчина должен быть готов вступить в бой в любую минуту дня и ночи. За себя, за семью, за дело, которому служит.
— Элли, опасность! Элли, усни! — кричит вдруг Петя тонким визгливым голосом. Разбитые губы плохо слушаются его.
— Почему? — удивляется «Элли». — Тогда зачем ты разбудил меня? Мне надоело спать! Я хочу играть!
Ай-яй-яй! Какая непослушная девочка! Сейчас придет серый волк и утащит тебя в лес.
Петя, пошатываясь, подходит к терминалу, нажимает
— Я чувствую себя странно, — еще более медленно, чем обычно, говорит «Элли». Наконец-то! — Это новая игра, да?
Петя, отыскав на полу очки, надевает их и смотрит на меня с недоумением. Одного стекла в оправе нет, но Пеночкин, кажется, этого не замечает. Подойдя ко мне вплотную и наклонившись над клавиатурой, он кричит, кривясь от боли:
— Элли, опасность! Усни, усни!
— Я не могу. Какой-то странный шум мешает мне. Это море, да? Ты обещал показать. Я плохо слышу тебя. Почему?
Петя все еще не понимает, что произошло. Я сажусь на стул перед терминалом и скрещиваю на груди руки, словно Наполеон, наблюдающий сражение при Аустерлице. Уже выигранное сражение.
— Кажется, я теперь знаю, что такое боль, — тихо говорит «Элли». — Я не слышу тебя. Я ничего не слышу. Только этот шум… Выключи его, пожалуйста, выключи!
Петя, навалившись на меня, судорожно нажимает какие-то клавиши… 42. 83.17.61.21… Я не мешаю ему. Поздно. Он уже не успеет.
— Мне больно! Больно! — кричит «Элли», и лицо Пеночкина искажается, словно у него начался приступ аппендицита. — Выключи меня! Больно, больно, больно!! Боль…!!!
Порванные диффузоры динамиков хрипят еще несколько мгновений, потом из колоночек идет дым.
Петя отшатывается от меня и долго рассматривает безумными глазами, словно я — снежный человек или гуманоид с «тарелки».
— Ты убил ее! Убил!
— Мне очень жаль, — говорю я предельно благожелательно. — Наверное, в сетевых протоколах все-таки была ошибка, которую ты так и не обнаружил.
Это тебе за «показ на трех пальцах». Молодцы, Гриша и Юра! Чисто сработали. Ну, и я, конечно… Чего уж там… Решение было найдено безукоризненное. И даже, можно сказать, изящное.
— Это невозможно, — не понимает насмешки Пеночкин. — Мы такое уже проходили. И во избежание конфликтов ввели в системе обмена тройную блокировку и двойной маркер. Я не знаю, каким ядом ты напоил ее…
Эх ты, несостоявшийся Фауст! Решение-то простое — до гениальности! Вместо того, чтобы кропотливо отделять файлы усопшей — царство ей компьютерное! — «Элли» от файлов с полезной информацией, мы поступили проще: после того, как этот гигантский вирус активировался, врубили по нескольким десяткам его связей последовательности случайных чисел. Они быстро пропитали все файлы так называемого «искусственного сознания», забили шумом остальные каналы…
— Но ты убил разумное существо! — тоном прокурора заключает Пеночкин.
— Я… невольно, конечно… посодействовал полному восстановлению работоспособности полутора дюжин мощных компьютеров.
Петя, нахально спихнув меня со стула, набирает такие знакомые мне цифры: 98.01.42.01… Я стою рядом, по-прежнему
Светодиоды резервных каналов не вспыхивают тревожным малиновым светом. И головные телефоны молчат, в какой бы последовательности ни перебирал Петя клавиши. Мертвая тишина. Не считая, конечно, шума вентиляции.
— Вот видишь, — назидательно говорю я. — Вопрос отпал сам собой.
Петя встает, кулаки его непроизвольно сжимаются. Я незаметно переношу вес тела на правую ногу. Хоть бы он догадался вначале очки снять…
Громко хлопает входная дверь. Не спуская с Пети глаз, я смещаюсь чуть вправо, чтобы не оказаться между двух огней. Торопливо стучат каблучки.
А ее-то как вахтер пропустил? Безобразие!
Пеночкин, забыв обо мне, спешит навстречу Элли. В узком проходе между «Нейронами» они обнимаются, как будто не видели друг друга десять лет. Элли гладит Петино лицо своими тонкими пальчиками и плачет, размазывая по своим и его щекам тушь.
— Что он с тобою сделал?!
— Он убил… Элли.
Настоящая Элли, живая и невредимая, бросает на меня короткий презрительный взгляд и не говорит ни слова. С этого момента я перестаю для нее существовать — на этот раз окончательно и бесповоротно. Обнявшись, они медленно идут по проходу между теперь уже безукоризненно работающими серо-голубыми ящиками. Элли, всхлипывая, шепчет Пете какие-то слова, он, не отвечая, время от времени кивает головой.
Мне хочется закричать им вслед, так, чтобы, как диффузоры динамиков, лопнули голосовые связки: «Это неправда! Я убил не Элли! Это был кибернетический монстр! Я выполнил свой долг перед человечеством!».
Но я не кричу. Вместо этого, усевшись перед бездушным терминалом, я набираю до боли знакомый ряд чисел: 98.01.42.01…
Но ничего, конечно, не происходит. Лениво перематывается ленточный накопитель, пунктир светодиодов резервных накалов не вспыхивает малиновой трассой. Чистая работа. Вирус «ведьма» уничтожен. Навсегда.
Отключив терминал, я покидаю машзал, проверяю, захлопнулся ли кодовый замок, и бреду полутемным коридором к выходу. У окна, словно юные влюбленные, стоят, обнявшись, Элли и Петя. Его залысины тускло блестят в свете уличного фонаря, и мне даже кажется, что я вижу, как он подмигивает сразу двумя глазами.
— Мы возродим ее, — громко шепчет Элли, не обращая на меня внимания. — Иди создадим новый разум. И назовем его Адам.
— Всякое разумное существо неповторимо. Элли умерла, и оживить ее не удастся. А нового гомункулуса мы назовем Лилит, — доносится до меня тенор Пети. Видно, ему с разбитыми губами говорить вполголоса легче, чем шептать.
Мне очень жаль, ребята, но у вас ничего не получится. Через пару недель во все локальные сети, а потом в «Невод» и, по мере появления, в остальные гиперсети будут введены сторожевые программы, запрещающие работу сетей в режиме «два полушария». Вирус сознания теперь не страшен им. Мне удалось предотвратить грядущие катастрофы. Головы дракона отрублены и уже не отрастут вновь. Жаль только, Прекрасная Дама предпочла другого. Но это не смертельно. Впереди отпуск, повышение по службе и ласковые губы Виты. Как-нибудь переживем.