Укус тени
Шрифт:
Бенуа садится на одеяло. Она права: он действительно еле-еле стоит на ногах.
— Уж я-то знаю, кто ты такой на самом деле. И на что ты способен… На какие зверства…
— Ты несешь какую-то чушь! — восклицает он. — Как будто бредишь!
— Ну и как ты себя чувствуешь после того, как тебя разоблачили, майор Лоран?
— Ты просто чокнутая… Да, чокнутая. Мне тебя даже жалко!
— Ты убийца… Убийца детей!
Бенуа закрывает глаза: час от часу не легче.
— И еще насильник.
— Это все? Ничего не забыла?
— Ты изнасиловал
— Я никогда не видел ее, — возражает Бенуа. — И не имею ни малейшего понятия о том, что ты сейчас говоришь! Я никогда никого не насиловал… У меня не было в этом ни малейшей необходимости!
— Где она, Бенуа?
Чем дальше, тем нелепее. Бенуа с усталым видом смотрит на свою мучительницу.
— Лидия, насколько я понял, в твоей жизни произошло большое несчастье и ты из-за этого сильно страдаешь. Разыскивая убийцу, ты, на свою беду, пошла по ложному следу. Поверь, я никого не убивал…
— Ты во всем признаешься, майор Лоран. Во всем. До самой последней мелочи. Это я тебе гарантирую… И попросишь прощения. Это всего лишь вопрос времени. Я ведь прекрасно понимаю, как трудно признаться в том, что ты способен на гнусные поступки, Бен… Трудно признаться в собственной подлости.
8
Снег до сих пор идет, однако все слабее и слабее.
Еще очень рано, но Лидии не спится. Она потягивается и опускает ноги на прикроватный коврик. Ее кошмар рассеивается, как только она вылезает из теплой постели. Впрочем, этот кошмар, словно пылкий любовник, снова овладеет ею, когда она опять ляжет в постель.
Она подходит к окну и смотрит через слегка запотевшие стекла. Большой сад за окном навевает на нее тоску. Он всегда навевал на нее тоску, с того момента, когда…
Начинается обычная утренняя рутина: кофе, легкий завтрак, сигарета, душ.
Однако сегодня не совсем обычное воскресенье — это первое воскресенье, которое она проведет в компании со своим пленником. Она заранее этому радуется и придумывает, каким новым пыткам подвергнет убийцу. Вчера ей пришлось устроить ему «выходной», потому что она не может допустить, чтобы он умер слишком быстро.
Сегодня Лидия чувствует прилив энергии. Она готова, выражаясь языком автомобилиста, переключиться на высшую передачу.
Она ненадолго выходит на крыльцо и стоит там, пряча ладони от холода в складках своей шерстяной кофты. Снегопад уже заканчивается, и к ее ногам падают несколько последних снежинок. Кругом очень тихо, природа словно замерла.
Лидия возвращается в дом и бросает взгляд на висящее в коридоре возле двери зеркало.
— Не смотри на меня так, — шепчет она. — В чем ты меня упрекаешь, а?
Ее губы искривляются.
— Нет-нет, не беспокойся… Я не собираюсь убивать его сегодня! Слишком рано. Очень-очень рано. Поверь, ему предстоит еще долго мучиться. Он будет просить у тебя
Лидия привычным жестом поправляет прическу.
— Но сначала он во всем признается. И отведет меня к тебе. Вот там он и умрет. Умрет так, как ты захочешь. Идешь со мной?..
Лидия направляется в подвал с радостной улыбкой на губах…
Она подкрадывается к Бенуа, словно волчица. Ее узник еще спит. Он укутался в одеяло и лежит к ней спиной. Некоторое время она стоит и смотрит на него. У нее нет ни малейших сомнений в том, что она права. Стало быть, никакой жалости к этому человеку у нее нет.
Лидия не испытывает к Бенуа ничего, кроме ненависти, накопившейся у нее за последние полтора десятка лет. Ненависти, мучившей ее так, что она не спала целые ночи напролет.
Женщина тихонько шепчет:
— Смотри, он здесь… Он в наших руках!
Затем она берет пистолет и, просунув ствол между прутьями решетки, громко кричит. Бенуа, испуганно вздрогнув, просыпается.
Первое, что он видит этим утром, — направленный на него пистолет.
Он медленно поднимается с пола. На его лице видны следы недельного пребывания в тюремных условиях. Он смотрит на оружие, потом переводит взгляд на золотисто-янтарные глаза той, которая держит его.
— Доброе утро, Бенуа… Ты, я вижу, хорошо выспался!
Бенуа ничего не отвечает. Когда на тебя направлен пистолет, лучше помалкивать.
— Я думала о тебе всю ночь, — продолжает Лидия. — Знаешь, а ведь сегодня воскресенье.
— Ну и что? Мы пойдем на воскресную мессу?
— А ты разве веришь в Бога?
— Нет, — вздохнув, признается Бенуа.
— Я тоже не верю. Если бы Бог существовал, разве он стал бы создавать таких чудовищ, как ты?
Бенуа предпочитает отмалчиваться, стоически ожидая, что же будет дальше.
— Нет, мы не пойдем на мессу — мы пойдем на исповедь! Мы ведь так много можем рассказать друг другу… Точнее говоря, это ты очень во многом должен признаться. Исповедаться передо мной… Разве не так, Бен?
— Да, так… Я могу исповедаться перед тобой в том, что хочу есть. И еще в том, что мне ужасно надоело торчать в этой конуре. А еще…
— Нет, все это меня не интересует, — прервала его Лидия. — Я хочу, чтобы ты рассказал мне о шестом января… Конечно же, я имею в виду шестое января тысяча девятьсот девяностого года…
— Тысяча девятьсот девяностого года? Прошло уже столько лет!..
— Да, но… Иногда происходят события, о которых невозможно забыть даже пятнадцать лет спустя…
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Ты превосходный комедиант, Бенуа! Неудивительно, что тебе удавалось дурачить свою жену на протяжении стольких лет! Ты умеешь изобразить невинность и запросто ввести в заблуждение кого угодно… Но только не меня… Не меня!
— У меня невинный вид, потому что я невиновен! Такая мысль тебе в голову не приходила?