Укус
Шрифт:
— Она дышит, — заключил я.
— Слава Богу, — выдохнула Кэт.
Все еще держа руку на груди Пегги, я выглянул в проем между сиденьями — и впервые с момента аварии увидел Кэт.
— Привет, — сказала она.
— Привет.
Она развалилась на заднем сиденье, задрав голову кверху — левая нога на спущенной шине, правая, согнутая в коленке, подвернута и покоится на полу. Руки вытянулись по швам — ладони на бедрах, рубашка, полностью расстегнутая, широко распахнулась до середины груди. Правый подол подвернулся, открывая половину живота.
Если
Выглядело так, будто кто-то втер ей горсть земляники в губы, щеки, шею. Может быть, кровь размазала она — пальцы были все красные.
— Из носа натекло, — пояснила она.
— Это все?
— А тебе мало?
— Нет! Боже мой! Тебе повезло.
— Повезло? С натяжечкой. Но, знаешь, задние сиденья всегда безопаснее. Я шлепнулась поперек Пегги и скатилась на пол. Там и лежала, когда Снегович подошел. Руки, ноги разбросала. Черт, я, наверное, выглядела мертвой. По мне будто стадо антилоп пробежалось… но, в целом, ничего ужасного, один лишь расквашенный нос. И, наверное, синяки вскоре поспеют. А ты как? У тебя порез на лбу.
— Вряд ли им обошлось, — поморщился я. — Вроде, все работает, хотя… вот тут вроде шишка. — Я коснулся левой стороны головы — и верно, обнаружил вздутие размером где-то с половинку теннисного мяча между ухом и лбом. Волосы в той области были липкие и затвердевшие на ощупь. Коснувшись макушки, я вздрогнул — под пальцами было что-то податливое и мокнущее. Видимо, порез.
— Думаю, ничего страшного со мной не случилось, — сказал я.
Пока я ощупывал голову, Кэт пыталась сесть. Давалось ей это нелегко. Со стонами и зубовным скрежетом. Рубашка соскользнула с ее правого плеча, и, несмотря на все свои шишки, я залюбовался открывшимся видом, вновь на миг отринув боль и все риски, связанные с делом, в которое мы впутались.
Заметив мой взгляд, она поправила блузку, но с пуговицами возиться не стала. Поворочавшись туда-сюда, она выглянула в окно — первый раз после аварии, до этого-то она лежала сильно ниже.
— Что-то я его нигде не вижу, — сказала она.
— Он непременно прикатит обратно.
— Да, пожалуй.
— И мы обязаны выбраться отсюда, прежде чем он появится, — сказал я ей.
— Проверь, работает ли двигатель.
Я был абсолютно уверен, что машине уже не суждено завестись, но на всякий случай несколько раз повернул ключ зажигания в замке. Что-то под капотом щелкнуло, потом бахнуло, потом умолкло на веки вечные.
— Понятно. Не продолжай, — махнула рукой Кэт.
— Хорошо, уехать нам не удастся. Но тут полно хороших мест для укрытий.
— А как быть с Пегги?
Я пожал плечами.
— Ладно, дай я на нее посмотрю, — сказала Кэт.
Вцепившись в спинки сидений обеими руками, она подтянулась вперед.
— Ты уверен, что она жива?
— Да. Я чувствовал, как она дышит.
— Пегги! — крикнула Кэт девушке в самое ухо.
Та даже не шелохнулась.
—
Я ухватился за костлявое плечо девушки и пару раз встряхнул. Ее голова безвольно болталась. В сознание она не пришла.
— Ладно, ущипни ее.
Щипки дались мне нелегко — пальцы вымокли в крови. Но мне удалось поймать немного кожи между большим и указательным пальцами и хорошенько закрутить.
Пегги не реагировала.
— Ее нужно отвезти в больницу, — сказала Кэт.
— До ближайшей больницы — как до Луны пешком.
— Что нам с ней делать?
— Что нам с собой делать, а?
— У тебя есть план? — поинтересовалась Кэт.
— Перво-наперво — выберемся из этой душегубки. — Не так уж много времени минуло с тех пор, как авария угробила двигатель и кондиционер, но в салон уже успел накалиться. — Мы зажаримся заживо, если останемся здесь.
— По крайней мере, у нас есть тень. Может быть, если мы откроем окна…
— Думаю, лучше все же выйти. Ты точно в порядке?
— Точно. Как сам?
— Сносно. Можем попробовать вскарабкаться на какую-нибудь скалу и затаиться. Так, чтоб Снегович не нашел нас.
— Почему он ушел? Куда поехал?
— Кто знает? Но он все еще думает, что у нас Эллиот припрятан в багажнике, так что он вернется, рано или поздно. Так вот, если он нас не найдет, он… ну… не сможет нам навредить.
— Да, для битья у него останется только Донни, — заметила Кэт с горечью в голосе. — Мы, как и прежде — в одной упряжке. Ну, нашу-то упряжку перевернули… и, черт побери, здесь жарче, чем в аду, давай хотя бы окна откроем! — Она откинулась назад, на свое место.
— Давай, может, выберемся и спрячемся? — напомнил с надеждой в голосе я, но просьбу выполнил. Стекло с моей стороны не разбилось, хоть, чаяниями Снеговича, я крепко приложился об него головой. Опустилось оно без проблем — даже ручка не заклинила после аварии. — Мы ведь даже не знаем, жив ли До…
— Черт!
— Что такое? — Я чуть вздрогнул.
— Я не могу… не могу опустить стекло до упора. Что-то мешает.
Я оглянулся через левое плечо. Шея протестующе хрустнула. Кривясь от боли, я перевалился на плечо и посмотрел в ее сторону. Действительно, окно опустилось едва ли наполовину. Поначалу я ломал голову, что пошло не так — но вскоре до меня все дошло.
— Так и должно быть. Это конструкционное решение.
— Зачем, черт возьми?..
— Ради безопасности детей, посаженных на задние сиденья. Если им придет в голову опустить стекло, они не смогут выпасть на дорогу на полном ходу.
— Кому такое в голову пришло?
— Правительству.
— Да чтоб их!..
Я с трудом сдержал улыбку.
— Кэт, они просто пекутся о безопасности.
— Я вот сейчас точно здесь испекусь.
— Но дети…
— За детьми должны следить родители.