Укуси меня
Шрифт:
– Ты... ты, - голос немного дрожит, но, справившись с собой, задаю вопрос.
– Ты такое тоже проходила? Проверку на морфизм? Тебя они брали перед твоим хозяином?
Диде медленно отходит от стены и эмоционально "выключается". Теперь она та же женщина, которая была при моем появлении. С той же непробиваемой броней на сердце. Она смотрит на меня серьезно, внимательно, убийственно прямо, проникая в душу. Только от одного взгляда я преждевременно понимаю ответ на свой вопрос.
Она медленно кивает головой. Как секирой отрубает любые наивные мысли о спасении или веры в то, что морфы - небылица. Всё это правда и жестокая реальность перевертышей-зверей. К сожалению, не старая добрая сказка,
Поглощенные своими переживаниями, мы завороженно смотрим друг на друга. И без слов понимаем состояние друг друга. Мне жаль, что ей пришлось это пережить. А ей жаль, что мне только предстоит провести самый ужасный день в своей жизни.
Диде на миг оживает. "Включается" в работу. Оглянувшись с подозрением на дверь, будто ожидает чужого прихода, она тараторит, так что сложно разобрать слов:
– Другие главы Ситхов должны удостовериться в твоем морфизме. Сначала хозяин берет, затем другие. Кому эта честь достанется, выбирает лично Шакс. В твоем случае - трое, кроме него. Мой ритуал проводил дед Шакса, после чего подарил меня совсем юному Шаксу. Это происходит всего один раз ради доказательства морфизма, потом навечно останешься с Шаксом и будешь подпитывать исключительно его…
Внезапно за дверью доносятся приглушенные голоса и тяжелый топот, отчего Диде напрягается, тушуется. Видимо, слуги занимаются своими повседневными делами, но женщина паникует и поторапливает:
– Не стой столбом, а быстрее беги в палату. Если Шакс увидит нас вместе, то поймет, что я тебе рассказала. Я дала достаточно полезной информации, которой была лишена в свое время. Надеюсь, тебе удастся правильно воспользоваться полученными данными.
После того, как шаги в коридоре стихают, она распахивает дверь и толкает меня в открытый проем, заставляя двигаться, а не стоять на месте. А я чувствую, что не могу идти. Ноги ничтожные, слабые, не держат тело. Как хмельную меня все время ведет в разные стороны. Не могу передвигаться по прямой линии. Постоянно штормит, от чего в какой-то момент врезаюсь в стену и счесываю плечо. Но жжения почти не ощущаю. Дороги перед собой не вижу, только воспоминание (обеденный длинный стол и три действующий лица этой жестокой комедии). Увиденное благодаря морфу стоит картинкой перед глазами и не показывает коридор, по которому передвигаюсь.
Наощупь трогаю стены и таким чудным образом иду по памяти вперед. Через несколько минут благополучно нахожу свою палату и открываю дверь. Кажется, врач не успел прийти, но мне все равно обнаружили мое отсутствие или нет. Пусть докладывает Шаксу, что посмела выйти из заточения.
Присаживаюсь на кровать, молчаливо подтягиваю ноги к груди, обхватываю их ладонями и прячу лицо в коленях. Укрываюсь таким образом от воспоминания. Спасаюсь от жестокой действительности. Ничего страшного не случилось. Не стоит плакать. Меня всего лишь по очереди будут "пробовать" и начнет тот, в кого была в детстве наивно влюблена.
Помоги, Альберт. Я уверена, даже если твой дед знал о моем морфизме, но ты не знал об этом. Я верю тебе. Помоги, ведь мне одной не вырваться из когтей Ситхе. Это физически невозможно.
Знакомство поглубже
POV Мора
Он даже не дает времени опомниться, переосмыслить известие, словно внутренним чутьем он ощущает неладное со мной. Дверь в палату открывается, после чего резко хлопает, словно гость немного раздражен. Я по-прежнему прячу лицо в ногах и никак не реагирую на появление Шакса. Хоть и не вижу его лица, но по шагам и собственным ощущениям понимаю личность вошедшего. Мое тело привычно напрягается, покрывается дрожью, словно в этот момент
– Жучка прекратила притворяться, что смертельно больна?
Значит, не поверил в мою актерскую игру? Что ж. Мне все равно.
Боковым зрением отмечаю расслабленную позу Ситхе - стоит возле двери, опершись на нее плечом, и ждет ответа на вопрос.
Пусть ждет. Чистокровный желает побеседовать? Для задушевных разговоров у него много друзей и родственников, я же поддерживать милую беседу не намеренна.
Поэтому поднимаюсь с кровати совершенно молча, игнорируя вошедшего . Встаю спиной к нему и начинаю заправлять кровать, поправлять подушку, простыню, матрас. Навожу порядок не торопясь, ибо спешить некуда.
– Тебя не было в палате?
– задает очередной вопрос и не желает понимать, что я повернулась к нему спиной. Следовательно, разговора между нами не будет.
Со своими псинами не разговаривают. Они лишь должны лизать ноги хозяев и ластиться к ним, но не разговаривать.
Шакс не понимает намеков, а продолжает выводить на разговор:
– На всех выходах, под каждым окном, в подвале, на деревьях - камеры, вокруг дома - разгуливают бешеные псы, страдающие действительно бешенством, а не так, как ты. В случае попытки бегства разорвут на части, поэтому не советую глупить. Ты ведь не глупая? Если чудом удастся сбежать от бешеных, то далее расположен забор высотой в десять метров и даже, если вдруг у тебя есть способности хорошо лазать по стенам или летать, то предупреждаю, резиденция находится под электрическим куполом. Легко поджаришь свои перья. Завершает охрану резиденции почти целая армия охранников.
Решил поговорить, как ни в чем не бывало?
У меня закончились слова. Язык прилип к небу, губы сковывают железные скобки и если захочу произнести слова, то придется разорвать себе рот в кровь. Меня не трогают твои провокации, поговори с тем, кого единственного любишь и уважаешь - с собой.
Долгие секунды он продолжает стоять возле двери и смотреть на то, как я медленно привожу палату в порядок, а затем не обнаружив, чем бы занять руки иду к окну, в котором желаю увидеть других существ кроме Ситхе. Встаю спиной к проему двери, давая в который раз понять, что не намерена разговаривать. Но Шакс не спешит уходить. Его взгляд действует мощнее электрического тока по нервным окончаниям, хуже адреналина по крови. Я окончательно запуталась. Не понимаю, где мои чувства или ощущения, а где навязанная истинность? А может мои прежние детские чувства были проявлением насильственной истинности?
В какой-то момент молчание начинает сверлить голову. Невидимая пульсация постоянно вибрирует в воздухе. Опасно рядом со мной. Каждая мышца в теле костенеет, становится неподвластной моим приказам. Вскоре не выдерживаю и мысленно кричу, глубоко внутри себя надеясь, что Ситхе чудесным образом услышит:
«Оставь меня в покое хоть на оставшиеся пять дней, все равно ведь врач запретил трогать меня. Ты ведь не желаешь, чтобы я позорно отключилась во время ритуала и испортила Самцам развлечение?»
После мого мысленного посыла, Шакс вновь нарушает тишину:
– Волчонок звонил несколько раз и скулил в трубку, чтобы я не трогал тебя. Теперь вел себя более миролюбиво, не так, как в прошлый раз. Это похвально, а то в прошлый наш разговор он меня сильно разозлил. Когда-нибудь сможешь его поблагодарить, ведь именно из-за него я решил прибегнуть к столь кардинальным мерам для твоей поимки.
Слышу триумф и удовольствие в голосе. Чистейшее гнойное злорадство фонтанирует из него. Он рад тому, что разъединил нас с Альбертом. Это наполняет его особым сортом удовольствия. Из чего следует, что ему приятно видеть мою боль.