Улан. Наследие предков
Шрифт:
– А ты приглядись, – с откровенным самодовольством предложил князь. Пригляделась и…
– Ты никак пуговицу ему согнуть ухитрился за этот миг?! – ахнула женщина. Владимир самодовольно пожал плечами, орлом поглядывая на интересную вдовушку из Голициных.
– Я ещё и не то могу, – раздухарился подвыпивший (несколько раз пришлось мирить поссорившихся вельмож и пить "мировую" вместе с ними) князь.
– Можно? – Указал он рукой на протазан унтера.
– Давай, – махнул рукой такой же нетрезвый император. Руки спортсмена обхватили прочное древко, сжали и… древесина затрещала, явственно проминаясь под стальным пальцам.
– В
Тут он снова широким хватом взял протазан, напрягся и замер, а затем протазан… порвался. Во всяком случае, именно такое впечатление сложилось у присутствующих.
– Эпическая сила, – потрясённо выругался унтер и замер виновато. Но на это никто не обратил внимания.
– Да получается, что ты не хуже Геркулеса, – с азартом сказал Пётр.
– Лучше, – пафосно сказал принц, принимая "статуйную" позу – всё ж таки не с голой жопой бегаю.
Немудрящая шутка оказалась вовремя, так что хохот, вылетевший из императорской ложи, услышали все.
Турнир прошёл великолепно – опыт из будущего, да опыт местный – и получилось прямо таки эпично по даже по меркам избалованного Петербурга. Впрочем, сам попаданец самокритично признавал, что средний уровень дотянул максимум до уровня Дня Города где-нибудь в провинции, хотя и были определённые прорывы. Ну и самое главное – Елизавета вновь стала улыбаться, так что император ходил сияющий.
– Пётр Фёдорович, ты тут на турнир деньги выделял…, – начал разговор Рюген.
– Как же, тридцать тысяч. Ты если свои вложил, так не стесняйся, я верну, – быстро сказал Пётр, – знаю ведь твою щепетильность, да и брал ты мало для такого-то праздника.
– Да нет, – удивился Вольгаст, – вернуть излишки хочу.
– Да много ли их? – махнул рукой император.
– Тридцать пять тысяч.
– Чеего?!
– Тридцать пять тысячь, – с терпеливым видом повторил попаданец.
– Я слышал, но откуда?!
– На как откуда? Я ж тебя спросил – можно ли ли привлекать меценатов, так ты ответил:
"– Делай что хочешь, праздник полностью на тебе с Павлом".
– Так я и развернулся – билеты купцам продавал, да пожертвования собирал.
– Какие пожертвования, какие меценаты!? – Вскочил император, диким взглядом глядя на Грифича.
– Ну как же – подошёл вон к Шувалову и спросил – не хочет ли тот выделить средства на награды кулачникам, а я за то на кубках велю писать, что дескать – "На средства графа Шувалова", да в газетах пропишу о нём, как о меценате… Ну и к остальным так же.
– То есть ты ЗАРАБОТАЛ на турнире?!
– Ну да.
Вместо ответа император тоненько, истерично захихикал. Смеялся он долго, с подвываниями. Отсмеявшись, сказал:
– Ну о всяком я слышал, но чтобы на празднике зарабатывали… Да ещё и норовили потом вернуть деньги… Оставь себе – заслужил.
Уже уходя, Владимир снова услышал хихиканье и слова:
– Ну, Калита [12] , а не князь!
Деньги князь поделил – двадцать пять тысяч взял себе, пять тысяч раздал помощникам в качестве премий и пять тысяч – Павлу.
12
Калита – кошель. Также –
– Держи, – ты их честно заработал.
– Мне? – Неверяще спросил мальчик, которому пока не доверяли подобных сумм.
– Тебе, тебе, – ворчливо ответил Владимир, – и не выёживайся – их ты честно заработал. Захотел бы подольстится, дал бы больше, а это твоё.
Вместо ответа Павел порывисто обнял Рюгена.
Глава четвёртая
Заработок на турнире заставил Петербург говорить. И если вельможи и какая-то часть иностранцев откровенно иронизировали над "купеческими" замашками принца, то выходцы из небогатых Германии и Скандинавии отнеслись с восхищением – подобная рачительность им очень импонировала. Впрочем, бедные русские дворяне в большинстве своём (а они в большинстве своём и были бедными) были солидарны с немцами.
Вообще, тягу к мотовству и прожиганию жизни русских дворян он здесь не как-то не слишком замечал – хотя много о таком читал. Мотовством отличались прежде всего те, кому это богатство пришло в руки без особых хлопот – вроде тех же Разумовских и прочих выскочек. Ну а средний русский дворянин просто не мог шиковать – не на что… Голодать они не голодали, но пустые щи для большинства были едой привычной.
Так что – умение заработать там, где остальные только тратят, людям скорее понравилось. Докатилось и до Европы – и отношение разделилось очень резко. Фридрих отозвался весьма одобрительно – он и сам был тем ещё скопидомом. Франция же и Испания напечатали целую серию карикатур и фельетонов, порой достаточно оскорбительных. Остальные европейские страны отреагировали по разному, но значительно мягче, без особого восторга и негатива.
– Ну ты и хозяйственный! – Гулко смеялся Емельян, хлопая Владимира по плечу.
– А что делать, Емеля, – философски ответил тот, – как вспомню всех этих Разумовских и прочих… фаворитов, так аж материться хочется. Нельзя баб на трон! Вот сам посуди – будет она любовника или любовников золотом осыпать?
– Вестимо, – согласился Пугачёв, – хучь прошлую императрицу вспомни, хучь Анну. Только разве мужик на троне не будет любовниц заводить?
– Да даже если и будет, – фыркнул Рюген, – то не настолько золотом осыпать, да и управлению их редко подпускают. А эти… сам же видел, когда мужчине за… такое деньги дают, то нормальным он остаться не может. Ну и будет доказывать себе и окружающим, что он не только за стати выбран, да в дела государственные лезть.
– Погодь, – прервал разговор Пугачёв, – я своим втык дам.
Отъехав от князя, он принялся "давать втык" и до попаданца доносились только редкие:
– Вашу мать… Рази ж вы калмыки какие… Конная гвардия…
Что поделать – должность у человека такая, всё-таки поручик в Конной гвардии…
Во время мятежа Пугачёв проявил себя блестяще и главное – на глазах у высокопоставленных особ. Вот и получилось так, что донской казак стал вахмистром Конной гвардии, а позже, проявив себя на очередной войне – поручиком и кавалером ордена Александра Невского. И кстати – ясно было, что это не предел для его карьеры. Если уж к человеку благоволит сам император, его супруга и Наследник – это о многом говорит…