Улан. Трилогия
Шрифт:
– Но не столько же!
– Помахал Пётр бумагами со священным ужасом в глазах.
– Почему?
– Ну сам смотри, - ответил цесаревич и начал читать:
– Подъём в шесть утра (зимой позже, летом раньше); в шесть десять - молитва; в шесть пятнадцать - семь ноль-ноль зарядка; семь пятнадцать - завтрак...
– У тебя же день курсантов расписан до самого вечера!
– Неправда, - обиделся Грифич, - только до четырёх, а дальше - всевозможные клубы и время на самоподготовку.
– Хоть объясни мне - что такое клубы в твоём понимании?
– С видом мученика
– Ну как же, - удивился попаданец непониманию очевидных (для него) вещей, - собираются вместе под руководством наставника и занимаются чем-то полезным - фехтованием, борьбой, химией, музыкой.
Утвердил.
Нововведения вводились не сразу, так что у кадетов была возможность оценить всю степень "коварства" нового директора и подростки начали роптать. Однако князь не унимался и придумывал всё новые и новые затеи. Вот и сейчас вызванный к начальству кадет стоял, боясь пошевелиться.
Ещё бы - ладно сам полковник, но здесь же был и цесаревич, приехавший инспектировать Корпус...
– А мундир кадетский чем тебя не устраивает?
– Откровенно веселясь спросил Пётр, - смотри, какой вид бравый.
Кадет приосанился, но князь только фыркнул. Проведя рукой по парику подростка, он с видимым отвращением отряхнул её и проговорил:
– Пудра - не порох, букли - не пушки, коса - не тесак, а он - не немец, а природный русак!
Наследник аж приоткрыл рот от столь высокой поэзии, хохотнул... Затем погрузился в молчание. Длилось оно не долго и Пётр Фёдорович встал из кресла и махнул рукой на Владимира.
– Убедил. Всё - Корпус полностью на твоём усмотрении.
Если окружающим действия попаданца казались необыкновенно энергичными, то самому Владимиру казалось, что время как будто застыло - настолько неторопливо относились люди к своим обязанностям. За обучение Павла он взялся в сентябре, в октябре взялся ещё и за Шляхетский Корпус, а что-то конкретное удалось сделать только к концу ноября.
Не сказать, чтобы много, но по крайней мере, воспитанники уже поняли, что такое утренняя зарядка и клубы. По поводу же "грифоновски жестокой" учёбы, недовольство нивелировалось нормальной одеждой. Она пока ещё только шилась, но кадеты успели оценить отсутствие париков и удобство покроя. Оценили и клубы - для начала князь выбил химическое оборудование из Академии Наук и нашёл хорошего преподавателя - одного из учеников Ломоносова.
Познакомился он и самим учёным, но мельком - полковник сейчас настолько закружился в текучке, что на нормальное общение времени просто не было. Точнее - свободное время было, но из-за графика самого князя, только по ночам. Даже тренировки пришлось перенести на раннее утро и теперь они с Тимоней оккупировали спортзал в четыре утра. В остальное же время - учёба Павла, дела Корпуса, беседы с поставщиками и потенциальными педагогами, разговоры с членами императорской семьи и царедворцами, собственная учёба, какие-то изобретения.
Пока что изобретение было всего одно - мясорубка. Посмотрев на Елизавету, которая не могла даже нормально есть, Владимир нарисовал эскизы мясорубки, затем побеседовал с гончаром, вылепившим модели деталей и
Мясорубка получилась монструозная - в несколько раз больше оригинала. Однако работала отменно и изначально была снабжена несколькими насадками. Изобретение оценили - не только Государыня, но и сановники постарше. Ну что тут скажешь - в преклонном возрасте проблемы с зубами есть у многих, а вот зубных врачей поблизости не наблюдается...
Вскоре литейщик озолотился - копии "пошли в народ". Доля попаданца? Не смешите - патентное право в эти времена... Были какие-то зачатки и князь узнавал предварительно, но смысла в патентовании данного изобретения не было - "выхлоп" очень уж маленький.
Состояние Елизаветы было совсем уж хреновым и пусть попаданец не помнил даты её смерти в РИ, было ясно, что - всё... Не сказать, чтобы он прямо так сильно привязался к императрице, но какую-то благодарность к ней всё же испытывал. Поэтому и взялся за написание музыки к похоронам.
Написание - громко сказано, скорее - "вспоминание". Увлечение музыкой дало о себе знать и наиболее выдающиеся произведения Владимир помнил. Не точь в точь, но тут помогла пресловутая экстрасенсорика и медитации. Медитациям, кстати, он научился не на рукопашке, хотя там тоже учили методам расслабления и психического равновесия. Научила мать, много лет занимающаяся йогой. Собственно говоря - это была одна из немногих вещей, которой она научила своего сына...
Медитация помогала вспоминать некоторые моменты, но к сожалению - работала она у него коряво. Парень вспоминал почему-то только самые эмоциональные эпизоды - музыка, соревнования, паркур, драки, секс... Понятно, что и это немало, но он-то настраивался на какие-то более полезные "плюшки". Ну а теперь понятно, что новым Леонардо да Винчи ему не стать и осчастливить человечество множеством гениальных изобретений точно не выйдет - разве что вспомнится нечто вроде той же мясорубки.
Реквием вспоминался легко, но для надёжности князь больше десятка раз проваливался в транс, вспоминая звучания. Нет, всё верно вспоминается - до последней ноты. Отдав листы с записями придворному дирижёру, Владимир коротко сказал:
– К предстоящему печальному событию.
Итальянец с откровенным скепсисом посмотрел на рубаку, но ноты взял. На следующий день он нашёл Грифича и низко поклонился ему.
– Сеньор, вас будут помнить в веках, - хриплым от волнения голосом произнёс музыкант.
К сожалению, князь оказался прав в своих предположениях и долго императрица не прожила. Была большая суета, придворные ходили с лицами скорбных калькуляторов. Кто-то и в самом деле переживал о смерти Государыни, но откровенно...
Большая часть переживала только за собственные судьбы. Слишком многие были связаны с ней дружескими отношениями напрямую или через покровителей и не могли рассчитывать на аналогичное отношение от Петра. Другие просто боялись неизбежных перемен и возможного ухудшения ситуации лично для себя. Более-менее искренними были разве что чиновники и гвардейцы невысоких рангов, да слуги, утиравшие слёзы рукавами.