Ультиматум Борна (др. перевод)
Шрифт:
– Мой план позволит вынудить Шакала погнаться за мной и встретиться со мной. Теперь же. Сегодня ночью.
– Каким образом?
– Я буду бродить в открытую там, где он или один из его разведчиков смогут меня увидеть и услышать.
– Почему это заставит его погнаться за вами?
– Потому что со мной рядом не будет той медсестры, которую он приставил. Я буду с кем-то другим, неизвестным ему, кем-то, у кого нет причин убивать меня.
Борн взглянул на француза.
– Приманка, – наконец сказал он.
– Наживка! Столь провоцирующая, что доведет его до бешенства и будет раздражать до тех
– Его символ, метод его работы. Так, по-моему.
– Этот метод помог ему выжить, совершить большую часть убийств, каждое из которых укрепляло его репутацию assassin supreme [52] . Так было, пока из Юго-Восточной Азии не явился некий Джейсон Борн... и с тех пор Шакал уже никогда не был тем, кем был раньше. Но вы и так все это знаете...
52
Убийца, которому нет равных (фр.).
– Плевать мне на это, – перебил Джейсон. – «График» – вот что важно. Продолжайте.
– После моей смерти Шакал может объявить, что Жан-Пьер Фонтен, герой Французской республики, на самом деле был самозванцем, его творением, орудием смерти, ловушкой в борьбе с Джейсоном Борном. Это стало бы настоящим триумфом для него! Но пока я жив, ему нечем похвастаться... Иными словами, все это ему неудобно: я знаю очень много и слишком многих моих коллег в парижских трущобах. Я должен умереть, и тогда он почувствует себя победителем.
– Он убьет вас сразу же, как только увидит.
– Не так просто. Это не случится до тех пор, пока он не получит ответы на вопросы, мсье. Куда подевалась медсестра-убийца? Что с ней случилось? Нашел ли ее Хамелеон, может, перевербовал или ликвидировал? Не попала ли она в руки английских властей? Не находится ли она сейчас на пути в Лондон, где ее поджидает МИ-6 со всеми своими химическими препаратами, чтобы в конце концов передать Интерполу?
– Вопросы, вопросы... Нет, он не убьет меня, пока не узнает то, что ему нужно. Возможно, ему потребуется всего несколько минут, чтобы удовлетворить свое любопытство, но надеюсь, вы будете рядом со мной и обеспечите сохранность моей жизни... если уж не смерть Шакала.
– А медсестра? Ее ведь пристрелят.
– Вовсе нет, мсье. Я прогоню ее прочь, с глаз долой при первой возможности контакта. Прогуливаясь с ней, я буду оплакивать отсутствие моего дорогого друга, благословенного ангела, который так заботился о моей жене, и стану громко вопрошать: «Что с ней случилось?! Куда она пропала? Почему я не видел ее целый день??» Само собой разумеется, рация будет включена. Куда бы меня ни повели – я буду задавать самые обычные вопросы – малахольные старики часто бормочут себе под нос. Я буду твердить: «Почему я иду сюда? Почему мы находимся здесь?!» Вы последуете за мной, – я надеюсь, с максимальной скоростью. Если вы примете этот план, Шакал будет ваш.
Не поворачивая головы, Борн подошел к письменному столу Сен-Жака и присел на его край.
– Этот ваш Друг, судья Брендон, –
– Префонтен, мсье. Хотя Фонтен не моя настоящая фамилия, мы все равно решили, что мы родственники. Когда в восемнадцатом столетии его предки вместе с Лафайетом [53] выехали из Эльзаса в Америку, они добавили к фамилии приставку Пре-, чтобы отличаться от Фонтенов, рассеявшихся по всей Франции.
– Это он вам сказал?
53
Лафайет (La Fayette) Мари Жозеф (1757 – 1834) – маркиз, французский политический деятель. Участник войны за независимость в Северной Америке 1775-1783 гг.
– Он – великолепный человек и когда-то был достопочтенным судьей.
– Хорошенький набор: Лафайет, выходец из Эльзаса, судья...
– Не знаю, мсье. Я там не бывал.
– Да еще великолепный человек... Ладно, вернемся к нашим баранам. Должен заметить, что он все-таки прав. В вашем плане – множество достоинств, и все же он рискован. Буду честен с вами, Фонтен. Мне плевать на опасность, которой вы подвергнетесь, а также на медсестру, кем бы она ни была. Мне нужен Шакал, и, если ценой будет ваша жизнь или жизнь неизвестной мне женщины, я не буду переживать. Я хочу, чтобы вы это поняли.
Старый француз удивленно взглянул на Джейсона и хихикнул.
– Это же очевидное противоречие: Джейсон Борн никогда не сказал бы того, что вы только что произнесли. Он промолчал бы, без всяких комментариев согласившись с этим предложением и оценив его достоинства. Но муж миссис Уэбб должен также подать голос: он протестует и хочет быть услышанным. – После этих слов Фонтен резко закончил: – Избавьтесь от Уэбба, мистер Борн. Он вряд ли защитит меня и сможет покончить с Шакалом. Засуньте его в задницу.
– Его уже нет, – поморщился Борн. – Говорю вам, что его уже нет. Давайте приступим к делу.
Оркестр продолжал сокрушительную атаку, но теперь его воздействие было ограничено застекленным холлом, окаймлявшим столовую; по приказу Сен-Жака уличные динамики были отключены. Владельца «Транквилити Инн», канадского доктора и Причарда, трещавшего без умолку, вывели из виллы два бывших коммандос. Помощнику управляющего велели вернуться за стойку регистрации и не болтать о том, чему он стал свидетелем за последний час.
– Могила, сэр. Если меня спросят, скажу, что разговаривал по телефону с властями на Монсеррате.
– О чем, болван?! – воскликнул Сен-Жак.
– Ну, я думал...
– Не надо думать. Вы проверяли, как работают горничные на виллах с западной стороны, и баста.
– Слушаю, сэр. – Причард, с которого сразу же слетела спесь, зашагал к двери кабинета, которую мгновением раньше открыл безымянный канадский доктор.
– Сомневаюсь, будет ли иметь значение, что именно он скажет, – высказал предположение доктор, когда помощник управляющего вышел. – Там внизу – просто зоопарк. События прошлой ночи, избыток солнца днем и слишком много алкоголя вечером предвещают сильные угрызения совести завтра утром. Моей жене кажется, что твоему метеорологу нечего будет сказать, Джон...