Ультиматум Борна
Шрифт:
– Уже скоро, – сказал Джейсон.
– И вообще, все это глупость, – возразила жена Вебба.
– У тебя нет ни одной причины оставаться и сколько угодно причин уехать. Оставаться одной в Париже было бы глупо. Алекс прав. Если люди Карлоса найдут тебя, ты станешь заложницей. Зачем рисковать?
– Потому что я не могу пребывать в неведении и не хочу уезжать на десять тысяч миль от тебя. Уж извини, но я беспокоюсь за тебя, мистер Борн. И забочусь о тебе.
Джейсон посмотрел на нее из тени, радуясь, что она не может разглядеть его глаза.
– Будь разумной,
– Тринадцать лет назад в Нью-Йорке ты был под защитой правительства Соединенных Штатов, и это тебя не очень-то спасло.
– Здесь есть большая разница. Тогда Шакал точно знал, куда я направлялся и когда должен был там оказаться. Теперь же он понятия не имеет даже о том, что мы знаем, что он в Москве. У него другая забота – и немалая для него, и при этом он думает, что мы здесь, в Париже: он приказал своим людям продолжать искать нас.
– Что вы будете делать в Москве?
– Решим, когда окажемся там. Но что бы мы ни делали, это лучше, чем в Париже. Крупкин не сидит сложа руки. Они установили слежку за всеми высокопоставленными офицерами на площади Дзержинского, знающими французский. Он сказал, что французский значительно сузил поиск и скоро что-то случится… Все преимущества на нашей стороне. А когда это произойдет, мне нужно, чтобы я не беспокоился о тебе здесь.
– Это лучшее, что ты сказал за последние тридцать шесть часов.
– Пусть так. Тебе следует быть с детьми, и ты знаешь это. Ты будешь вне досягаемости и в безопасности… и детям ты нужна. Миссис Купер – чудесная женщина, но она им не мать. К тому же твой брат наверняка уже приучил Джеми курить свои кубинские сигары и играть в «Монополию» на настоящие деньги.
Мари подняла глаза на мужа, на ее губах и в голосе блеснула нежная улыбка.
– Спасибо за шутку, она была к месту.
– Не исключено, что это правда – про твоего брата в смысле. И если среди персонала есть миловидные женщины, то весьма вероятно, что наш сын уже потерял девственность.
– Дэвид! – Борн молчал. Мари усмехнулась и продолжила: – Пожалуй, я действительно не могу с тобой спорить, у меня больше нет аргументов.
– А были бы, ты несомненно продолжала бы спорить, доктор Сен-Жак. Уж это я за последние тринадцать лет усвоил.
– Но я по-прежнему не понимаю этой безумной поездки до Вашингтона! Отсюда до Марселя, потом в Лондон, потом в Даллес. Было бы гораздо проще сесть на самолет в Орли и приземлиться в Штатах.
– Это идея Питера Холланда. Он сам встретит тебя, так что спросишь у него лично; он слишком многого не говорит по телефону. Я думаю, он не хочет иметь дело с французскими властями, боясь утечки информации через людей Карлоса. Одинокая женщина с обычным именем на популярных рейсах, пожалуй, лучшая маскировка.
– Я больше времени проведу в аэропортах, чем в воздухе.
– Возможно, так что прикрывай свои чудные ножки и носи с собой Библию.
– Мило, – сказала Мари, коснувшись
– Что? – и снова Борн не ответил теплом.
– Ничего… Сделай мне одолжение?
– Какое? – отстраненно спросил Джейсон.
– Верни мне Дэвида.
– Давай спросим, что там с самолетом, – резко произнес Борн, взял ее за локоть и повел обратно внутрь. Я старею – уже старик – и я не могу больше быть тем, кем я не являюсь. Хамелеон ускользает, воображение уже не работает, как раньше. Но я не могу сейчас остановиться! Только не сейчас! Прочь от меня, Дэвид Вебб!
Как только они вернулись в терминал, раздался телефонный звонок. Клерк поднял трубку.
– Да? – Секунд пять он слушал. – Мерси, – сказал он, повесил трубку и обратился по-французски к четырем заинтересованным людям: – Звонили из башни. Самолет из Поитиерса приземлится минуты через четыре. Пилот просит вас, мадам, быть уже готовой к его прибытию: он хочет успеть взлететь до приближения погодного фронта, идущего на восток.
– Я тоже, – согласилась Мари и поспешила к Алексу Конклину и Мо Панову.
Прощания были краткими, объятия – крепкими, слова – сердечными. Борн снова повел жену наружу.
– Я только сейчас подумала: куда девались люди Крупкина? – спросила она, когда они вышли через ворота на освещенную полосу.
– Они не нужны нам, – ответил Борн. – Мы засветили советский лимузин на Монтейне, теперь за их посольством наверняка установлена слежка. Поэтому лучше не делать лишних движений, таких, как рассаживающиеся по машинам и выезжающие охранники, чтобы не вызвать подозрений.
– Понятно.
Послышался нарастающий шум сделавшего круг над аэродромом и заходящего на посадку реактивного самолета.
– Я так люблю тебя, Дэвид! – сказала Мари, повысив голос, чтобы перекричать рев приближающегося самолета.
– Он тоже тебя любит, – сказал Борн; внутри него шла борьба. – Я очень тебя люблю.
Самолет был отчетливо виден между рядами янтарных огней: белая пулеподобная машина с короткими треугольными крыльями, придававшими ему вид рассерженного летучего насекомого. Пилот развернул и остановил самолет, автоматическая дверь пассажирского отсека выдвинулась и отъехала вверх, металлическая лестница опустилась к земле. Джейсон и Мари побежали ко входу.
Это было, как неожиданный порыв убийственного ветра, сметающего все и неудержимого – бушующий ветер смерти! Выстрелы. Автоматическое оружие – два: одно ближе, другое дальше. Полетели осколки стекла, древесные щепки, пронзительный крик из терминала возвестил смертельное попадание.
Схватив Мари обеими руками за талию, Борн поднял ее и впихнул в самолет, крича пилоту:
– Закрывай дверь и проваливай отсюда!
– Mon Dieu! – воскликнул пилот из открытой кабины. – Allez-vous-en! – прокричал он, веля Джейсону отойти от самолета. Взревели двигатели. Джейсон бросился на землю и поднял глаза. Он разглядел в иллюминаторе искаженное истерикой лицо Мари. Самолет начал разгоняться, помчался по взлетной полосе; он был свободен.