Улугбек
Шрифт:
Основу армии составляли кочевники из племени джагатаев, пришедшего в эти края еще с Чингисханом. Они пользовались особыми привилегиями. Им разрешалось в мирное время кочевать со своими стадами где угодно, хоть по крестьянским полям. С них не брали никакой подати.
В помощь им на время войны набирались ополченцы. И было строго установлено, что должен принести с собой каждый крестьянин, ставший воином: провизии на целый год, лук с тридцатью стрелами, колчан, налучье и щит. У каждых двух конников должна быть третья, запасная лошадь. На каждый десяток воинов полагалось припасти палатку, два заступа, мотыгу, серп, топор, шило, котел и
При такой организации, продуманной до мелочей, армия Тимура оказывалась готова в любой момент и к атаке, и к длительной осаде вражеских крепостей, и к зимовке в чужих разоренных краях. Но зато была она страшно громоздкой: за войсками тянулись обозы, двигались кибитки с женами и детьми воинов. Пыль и гам стояли над дорогами. Скрипели деревянные колеса повозок, ржали кони, в клубах удушливой пыли медленно ползла артиллерия тех времен - камнеметные и стенобитные машины, самострелы и примитивные пушки - родандоз.
Улугбека радовала вся эта шумная суета. С любопытством разглядывая пеструю картину похода, слушая рассказы старших, он и сам чувствовал себя отважным воином, непобедимым полководцем. Он то и «дело норовил ускользнуть из-под присмотра бабки и присоединиться к воинам, где ехали его старшие двоюродные братья Халиль-Султан, прославившийся в Индии, и завидующий ему Султан-Хуссейн, впервые отправившийся в большой поход.
Армия переправилась через Аму-Дарью и разрушила за собой мосты. Таков был приказ Тимура. Аму-Дарья служила естественной границей главной, коренной области империи, которую так и называли: Мавераннахр - «Заречье». На правый берег мог свободно переправляться каждый. А обратно из Мавераннахра людей выпускали только по письменным разрешениям, чтобы не скудело рабочей силой государство и Самарканд - прославленный «Лик Земли».
Население Мавераннахра было в те времена весьма пестрым по своему происхождению и составу. За долгие века здесь перемешалась кровь многих племен и народов: древнейших обитателей этих земель согдийцев и более поздних пришельцев-завоевателей - арабов, тюрок, монголов. Из этого сплава постепенно рождалась узбекская нация.
Различным было население страны и по своему хозяйственному укладу. Основная масса жителей вела оседлый образ жизни и занималась сельским хозяйством. Но в степях за Сыр-Дарьей обитали и кочевые узбеки, совершавшие частенько опустошительные набеги на обработанные земли и богатые города.
Кочевали со своими стадами по полям Мавераннахра и такие монгольские племена, как джагатаи, все еще чувствовавшие себя завоевателями страны. Тимур не запрещал им этого. Он всячески старался сохранить военные традиции Чингис-хана. Сам он не мог причислить себя к роду чингисидов. Поэтому ему приходилось пускаться на всякие хитрости, чтобы хоть как-нибудь выставить себя законным наследником завоевателей. Жертвуя самолюбием, ему приходилось сажать для видимости на престол подставных ханов-чингисидов, а самому довольствоваться титулом эмира. Кроме того, Тимур взял одну из своих жен из рода чингисидов, получив право называться хотя бы гураганом - ханским зятем. Так же он заставлял делать своих сыновей и внуков.
Тимур делил с воинами все тяготы дальнего похода. Несмотря на старость (ему исполнилось уже шестьдесят три года), он по целым дням не покидал седла, словно стараясь оправдать свое имя [3] . Верхом на лошади
3
«Тимур» в переводе значит «железный».
Медленно двигалась двухсоттысячная армия по горам и долинам Ирана. Только через несколько месяцев она достигла Султании, где Тимура встретил перепуганный Мираншах.
Расправа была беспощадной. Многим приближенным царевича отрубили головы на городской площади. Все подарки, сделанные собутыльникам Мираншахом, было приказано немедленно вернуть в казну. В гневе Тимур едва не казнил и собственного сына. Мираншах был отстранен от власти, и правителем в этих краях Тимур назначил его молодого сына Халиль-Султана.
Приближалась зима. Начинать военные действия оказалось уже поздно. Тимур повел армию зимовать на привольных лугах, раскинувшихся между Курой и Араксом. Слава об этих чудесных пастбищах шла далеко окрест. Их называли Карабах - «Черный сад». Здесь Улугбек встретил начало нового, пятнадцатого века по нашему летосчислению.
Зимой мальчик чаще виделся с дедом. Порой он даже забирался в его шатер во время пиров или военных советов, на которые имели доступ лишь самые приближенные люди. На таких советах рядом с Тимуром обычно сидел Султан Махмуд-хан. Он вел род от самого Чингис-хана и формально считался главой государства, якобы только передоверившим Тимуру заботу о текущих делах. От имени хана чеканилась монета и подписывались указы. Но он был только пешкой в сильных руках Тимура.
Стоило только Повелителю Мира произнести хоть слово громким пронзительным голосом, как все вокруг умолкали и внимательно слушали. Приказания, которые давал Тимур, отличались лаконизмом и ясностью. Ослушаться их не смел никто.
Что бы ни случилось в самом дальнем уголке государства, обо всем немедленно становилось известным Тимуру. Всюду у него были тайные соглядатаи. По всем дорогам бродили «люди сердца» - нищие дервиши - и лотом докладывали о виденном и подслушанном. И Улугбек нередко присутствовал при тайных беседах деда с каким-нибудь грязным, оборванным дервишем или никому не известным купцом-лазутчиком.
Особенно любил Улугбек те вечера, когда вокруг костра в шатре деда собирались седобородые «дабирен-и-хес» и «фадилан-и-аср» - историки, поэты, мудрецы. Сам Тимур не умел писать и читать, и они пересказывали ему различные книги. Обладая острым умом и хорошей памятью, Тимур, оставаясь неграмотным, стал все-таки человеком весьма образованным для своего времени и многих удивлял обширными познаниями.
Улугбек тоже набирался знаний в этой необычной «говорящей библиотеке». К тому же его рано стали учить чтению и письму, а остротой памяти он превосходил, пожалуй, даже деда. Подружившись с сыном одного из чтецов, Улугбек встретился с ним потом снова только через полвека, уже стариком, и сразу узнал товарища детских игр.