Улугбек
Шрифт:
Весной 1404 года, в годовщину смерти царевича, справили еще раз поминки в Карабахе, и гроб с телом отправили в Самарканд. А вскоре тем же путем двинулся в столицу и весь двор во главе с Тимуром.
Горе словно придавило Сахиба-Керани. Он сразу заметно постарел, ссутулился, часто пересаживался с коня на носилки, пил много вина и бузы. Мрачные мысли одолевали его.
Вот завоевано столько стран, государство Тимура протянулось чуть не на тысячу фарсангов [12] . А кому оставить его?
12
Фарсанг -
Не повезло Тимуру с наследниками. Первый сын, которого назвал он Джахангиром, что означает «Завоеватель мира», погиб, не дожив и до двадцати лет. Второго сына, Омар-шейха, сразила в горах стрела какого-то курда, защищавшего родные края. Остались двое - Мираншах и Шахрух. Один - сумасшедший, больной, другой в своем Герате, говорят, ударился в святость, целые дни проводит в мечети, окружил себя ханжами, шейхами, дервишами. Шахрух не участвует в боевых походах, совсем отстранился от дел, и вершит всем в Герате его любимая жена Гаухар-Шад, мать Улугбека. Не ее же назначать правителем?
Оставались внуки. Их у Тимура много. Но все молоды, неопытны. Умен Улугбек, но ему всего только десять лет, и пока для него любимые соколы дороже всех сокровищ мира. Старше всех сын Джахангира Пир-Мухаммед, недавно наказанный палками и вновь отправленный в Индию, и сын Миран-шаха Халиль-Султан. Но кого же из них назначить своим преемником?
Медленно двигался по горам и равнинам Ирана черный гроб с телом царевича. А в нескольких переходах позади него так же медленно ехал Тимур, мрачный, раздираемый сомнениями. Историки читали ему книги и словно нарочно попадали на места, отнюдь не веселые:
– «Владыка правоверных Али - да будет им доволен аллах!
– сказал: «Люди суть путники, начало их пути - чрево матери; их столица и цель их - будущая жизнь; время их жизни подобно расстоянию пути: каждый год, который они проводят, подобен станции, где они останавливаются, каждый месяц похож на один фарсанг, каждый день подобен дорожному знаку, и каждое дыхание подобно шагу, который они делают, - они идут к смерти. Их движение такое же, как движение едущего на 'судне беспечного человека, который влеком неизвестно откуда и куда...»
Слушая эти слова, Тимур мрачнел еще больше. Слушал их Улугбек - и скучал: ведь его корабль еще только-только поднимал паруса...
Приехав в свой родной Кеш, Тимур приказал сломать ворота мечети и построить новые. Старые почему-то показались ему низкими, тесными. И еще он приказал готовить саркофаг для себя и сам выбрал место будущей могилы.
В Самарканд прибыли только в конце июля. Тимур остановился за городом, в Баги-Чинар - «Чинаровом саду». Сюда привезли все оружие, которое сделали пленные мастера в его отсутствие. Тимур долго смотрел на сверкающую стальную гору из щитов, мечей и кольчуг. Потом эти шлемы и латы, отороченные алым сукном, пронесли через весь город. Тимур ехал следом.
А Улугбек был весел и беззаботен как птица. Ему шел всего одиннадцатый год, стояла жаркая погода, и он проводил все
Когда Тимур уходил в поход, в садах разрешалось гулять каждому. Но сейчас они были пустынны и тихи. Улугбек сидел на прохладных ступеньках дворца в саду Баги-Нау и смотрел, как сверкают на солнце шелестящие водяные струи фонтанов. Фонтанов было шесть вокруг дворца. А между ними тянулся глубокий ров, полный свежей воды.
По тропинкам, петлявшим между серыми стволами вековых чинар, бродили в саду Баги-Чинар ручные олени. Из густых зарослей с треском взлетали вспугнутые фазаны, радуя глаз своим пестрым оперением. Но больше всего любил Улугбек сад, который назывался Накши-джехан, что означает в переводе «Рисунок мира». Он был так огромен и дик, что однажды, говорят, в него убежала лошадь, и нашли ее только через полгода.
Было много праздников и шумных пиров в ту теплую осень 1404 года. Всех пьянила победа над султаном Баязедом. Казалось и впрямь, будто скоро во всем мире останется лишь один повелитель - Тимур, Щит Ислама, Меч Справедливости, как величали его придворные льстецы - поэты.
В большой тайне готовился новый поход - на Китай, к океану. В огромном мрачном здании Кок-Сарая, где хранилась казна и были устроены мастерские, сотни лучших оружейников, пригнанных сюда из Индии, Хорасана, с Кавказа, из далекого Дамаска, днем и ночью ковали клинки, острили пики, кинжалы, закаляли в кипящем масле кольчуги. В степях вокруг Самарканда отдыхали на пастбищах табуны боевых коней.
А в городе шли бесконечные пиры, и вопреки запретам пророка пенистыми реками лилось вино...
В ту осень в Самарканде собралось немало гостей из далеких стран. Уже несколько лет жили здесь послы китайского императора, тщетно ожидая встречи с Тимуром. Приехал посол из Вавилона. Кастильский король послал из Испании кавалеров Рюи Гонзалеса де Клавихо, Гомеса де Салазара и магистра богословия Фра Альфонса Паес де Санта-Мария. Ехали они долго и трудно, так что в пути кавалер де Салазар даже заболел и умер.
Тимур принял испанских послов в саду Дилькуша - «Радующем сердце». Церемониал был тщательно разработан, чтобы произвести побольше впечатления на заморских гостей. Сначала у ворот, отделанных золотом, лазурью и яркими изразцами, послов встретили два эмира и отобрали у них все подарки, предназначенные Повелителю Мира. Потом их взяли под руки и повели в сад. Здесь гостей встречали шесть ученых слонов. Они раскачивали хоботами, словно кланяясь.
Тимур сидел у дворцового крыльца на небольшом возвышении, застланном коврами, облокотившись на маленькую круглую подушку. Словно ничего не' замечая вокруг, он смотрел, как в струях фонтана, от которого веяло холодком, плещутся и плавают красные яблоки. Одет он был проще многих своих придворных: шелковый, без узоров, халат, на голове белая шапка, отделанная жемчугом и драгоценными камнями, на острой верхушке ее мерцал алый рубин, словно застывшая капелька крови.
Рядом с Тимуром стояли его младшие внуки - Улугбек и Ибрагим. Послы поклонились, мальчики торжественно ответили, рассматривая непривычные наряды гостей горящими глазами.