Улыбка 45-го калибра

Донцова Дарья

Подобное заявление из уст адвоката не удивляло, но полковник милиции, закатывающий глаза при виде оперируемой собачки, это каково?..

– Ну и что, – насупился Дегтярев, – на трупы спокойно смотрю, а на разрезанных мопсов не могу. И вообще, налейте мне поскорей сто грамм коньяка.

Ночь прошла кошмарно. Глаз я не сомкнула ни на минуту. «Лисята» жалобно пищали. Я покормила одного, взяла второго, потом третьего… Четвертый категорически отказывался от еды, отплевывался и вывинчивался из рук. Я пыталась насильно накормить его, но потерпела полнейшую

неудачу. В чем дело? Первые трое показали просто отличный аппетит. Взгляд случайно упал на раздутый живот щенка. Минуточку, кажется, именно его я и кормила первым. Вот незадача. С Черриными детьми было легко – они все разные, эти же словно новенькие монеты. Что делать? Слегка поразмыслив, я притащила из кабинета коробочку с фломастерами для «боди-арта». Новый год мы всей семьей отмечали в ресторане. Там был устроен костюмированный бал, поэтому и были куплены средства для раскраски тела. Теперь они очень пригодились. Значит, так, тех, которые поели, отмечу зеленой краской.

В семь утра я нечаянно заснула, в девять, проснулась в полном ужасе, обнаружив, что щенки рыдают в голос от голода. У меня просто опустились руки. Их еще нужно обтирать тряпочкой. А я ведь собиралась искать яйцо Фаберже! Шатаясь от усталости, я спустилась в столовую. Комната вновь приобрела обычный вид.

– Р-р-р, – донеслось из угла.

Я посмотрела в ту сторону, откуда шел звук. Черри, встопорщив шерсть, загораживала собой пищащих щенят.

– Перестань, никому они не нужны.

Пуделиха, ухитрившаяся за одни сутки превратиться в ненормальную мамашу, принялась истово нализывать детей. И тут меня осенило…

Забыв про гудящую голову, я понеслась наверх, схватила коробок с «лисятами», притащила его в столовую и сунула одного щенка Черри. Та как ни в чем не бывало принялась облизывать подкидыша. Я обрадовалась и подложила ей всех рыжих щенят. Черри с легким недоумением оглядела увеличившееся семейство. Мне показалось, будто она хочет поинтересоваться:

– Эти-то откуда взялись?

Но инстинкт взял верх над разумом. Тяжело вздохнув, Черринька принялась сгребать деток в кучу. Я перевела дыхание. Отлично, жаль, что не догадалась сделать из нее приемную мать вчера вечером. Спала бы себе спокойно. К ужину Юнона придет в себя, и я разделю детей.

Когда проводишь ночь без сна, в голове рождаются гениальные мысли. Недрогнувшей рукой я набрала номер косметической клиники и попросила:

– Позовите Шилову.

– Минуту, – ответил вежливый девичий голос, и зазвучала музыка, вернее, одна фраза, повторяемая бессчетное количество раз.

Мне она надоела сразу. Ля-ля-ля. Ля-ля-ля.

– Слушаю, – прервал треньканье красивый сочный голос.

– Роза Андреевна?

– Да.

– Мне посоветовала обратиться к вам Ирэн Фабер, помните такую.

– А как же.

– Можно приехать?

– Сегодня в два устроит? Как ваша фамилия?

– Васильева, – без тени колебания ответила я.

Шилова совершенно не удивилась. Ивановы, Петровы, Васильевы – самые распространенные в

России фамилии. К тому же она вряд ли помнит фамилию новой гостьи, появившейся на приеме в доме Рыкова.

Буквально влетев в кабинет Шиловой, я шлепнулась на стул, стоявший у стола, и сообщила:

– Звонила вам утром. Будем знакомы, Дарья Васильева от Ирэн Фабер.

Роза Андреевна достала из футляра очки, спокойно надела их и с глубоким изумлением воскликнула:

– Вы?

– Мы знакомы?

– Естественно.

– Да? – продолжала я кривляться.

Потом прищурилась, указательным пальцем подтянула кожу возле правого глаза:

– Простите, сильно близорука.

– Отчего очки не носите? – спросила косметолог.

– Они мне не идут.

– Тот, кто постоянно морщится, желая что-либо разглядеть, наносит большой вред своей коже.

– Так где мы виделись?

– В гостях у Юрия Рыкова.

– Какая гадость, – всплеснула я руками, – отвратительно.

– Что? – опешила Шилова. – Что вы имеете в виду?

– Этот, с позволения сказать, профессор, – прикидывалась я полнейшей идиоткой, – представьте себе, какая мерзость! У него из дома пропала дурацкая игрушка, а он обвинил в воровстве меня. Меня!!! Да зачем бы мне вдруг понадобилось тырить всякую дрянь, а?

– У Рыковых пропало пасхальное яйцо.

– Фу, – фыркнула я, – честно говоря, не слишком-то поняла, что у них сперли. Яйцо! Протухшая штука с крашеной скорлупой. Вот уж ценность, прямо-таки умопомрачительная! Оно что, золотое?

– Вы угадали, – пояснила Роза, – именно золотое, работы Фаберже, очень дорогая вещь, доставшаяся Юрию Анатольевичу от бабки-фрейлины.

– Ну и на фиг оно мне сдалось? – перешла я на подростковый сленг. – За каким таким шутом мне чужие пыльные воспоминания понадобились?

Шилова тяжело вздохнула. Очевидно, она решила, что видит перед собой клиническую идиотку. К тому же я натуральная блондинка с голубыми глазами, а такие дамы, как всем известно, – круглые дуры.

– Эта, как вы выразились, пыльная штучка – очень дорогая вещь, – принялась растолковывать Роза.

– Ха, – прервала ее я и выложила на стол платиновую кредитку, – видали такие карточки?

Шилова кивнула.

– Могу, сами понимаете, любую вещь себе приобрести.

– Я вас ни в чем не подозреваю. Юрий Анатольевич очень импульсивен, он действовал под влиянием минуты. Ляпнул первое, что пришло в голову.

– Интересное дело, – вскипела я, – почему именно на меня пало подозрение? Может быть, это вы яйцо сперли?!

– Я?!

– Вы!!!

Роза Андреевна вытащила из сумки сигареты и заявила:

– Вы с ума сошли. Я бываю у Рыковых регулярно, на меня и подумать невозможно. К тому же терпеть не могу чужие безделушки, у меня к ним какая-то брезгливость. Представлю, что их трогают сморщенными руками старухи, и меня просто передергивает.

– Ничего, ничего, передернулись себе и понесли в скупку. Сами говорите, что вещь дико дорогая. Может, у вас долги!..