Улыбка Фортуны
Шрифт:
Из своих соседей он более всех подружился с одним, которого прозвал Концентратом. Этот сорокапятилетний преподаватель архитектуры действительно был концентратом различных способностей: играл на рояле, водил автомобиль (которого не имел), фотографировал, говорил на нескольких иностранных языках, разбирался в искусстве и умеренно в политике, владел уникальным рецептом приготовления борща и техникой японского массажа, был тонким ценителем женской красоты, причем жил холостяком, хотя и платил алименты.
Концентрат, казалось, был создан для того, чтобы улаживать разные чужие дела, потому что своих дел, кроме работы, у него не было. Этот человек любил только слушать пластинки с оперной музыкой и тренькать на рояле, а зачем он жил —
Они походили на прилетевших с юга скворцов, важно прохаживались по своим пустым квартирам, выискивали недоделки строителей. Серый вскоре обнаружил, что его сосед слева ночью храпит, соседка сверху весит немало, он это узнал, когда она плясала, а сосед снизу, заслуженный пенсионер, оказался нервным типом — не переносил Серого за его пристрастие к мытью полов...
Первое время он спал на полу. Затем получил гонорар за отдельное издание «Записок» и начал обставляться. Концентрат, имевший из мебели только рояль (на котором он спал и ежедневно толкал его из одного угла квартиры в другой), посоветовал ему построить стенку. Он объяснил Серому, что можно сделать финскую стенку, в ней помещается и шкаф, и гардероб, и книжные полки — все что хочешь. Практично, и никаких забот. Звучало это заманчиво, тем более что местные пьянчуги обещали за водку натаскать по дешевке столько стройматериалов, что из них не только финскую, а китайскую стену можно было бы собрать. Но Серый, обладая даром воображения, представил свою квартиру с этой стенкой... и купил неполный гарнитур — массу вещей: диван, сервант, книжный шкаф, гардероб, письменный стол, журнальный столик, стулья, еще много другого, и ушел с головой в личную жизнь.
У него совершенно не оказалось свободного времени. С самого раннего утра до поздней ночи он был занят. День начинался с уборки квартиры. На это уходило немало времени, потому что было у него пристрастие к чистоте. Вылизав всю мебель в своем жилище, он едва успевал принять душ, как его захватывал телефон. Что за изумительное явление! Серый ведь еще никогда не имел собственного телефона, поэтому, когда он зазвонил впервые, этот звук наполнил его гордостью: «мой телефон», «мне звонят». И он всем встречным с наслаждением совал номер своего телефона, чтобы ему побольше звонили и было основание поворчать: «До чего же он мне надоел, звонит беспрерывно, мешает работать». Дескать, посмотрите, какой я всем нужный — все звонят...
И на самом деле звонили. Разные люди просили о встрече, требовали его участия в каких-то литературных вечерах, приглашали на конференцию учителей, на совещание животноводов, на собрание писателей- криминалистов. Звонили таинственные женские голоса, извинялись за то, что «попали не туда», а он их уверял в обратном, звонили другие голоса, просили помощи в каких-то личных делах, о которых нельзя было сказать по телефону («не телефонный разговор»). Он стал кому-то нужен, его ловили, о нем уже ходили легенды: может с разбегу прыгнуть на балкон второго этажа; с гарантией лечит клептоманов; алкоголик, наркоман и даже сексуальный маньяк.
Словом, каждый день — полон дел. Он присутствовал на всевозможных собраниях, совещаниях, диспутах, где все вопросы сводились к главному— воспитанию молодежи. Он узнал слово «одуванчики» и имел удовольствие видеть и слышать старичков — тех, кого так называли. Он встречался с читателями, выслушивал и говорил сам. Он стал завсегдатаем ресторанов, где обсуждались: настроение начальника, хорошенькие стенографистки, вопросы отдыха (где отдыхать — Рига, Ялта, Сочи), сведения — кто о ком и что говорил, кого считать кандидатом в начальники и каково влияние
Для работы у него времени не было, потому что, помимо перечисленных дел, надо было съездить к портному, посетить зубного врача, терапевта, невропатолога, сделать промывание желудка, утром и вечером принять по таблетке седуксена, три раза в день «Ессентуки», затем — массаж лица... И несмотря на это, здоровье его ухудшалось с каждым днем.
Странно: в те годы, когда в него можно было влить столько спиртного, сколько горючего в самолет, его желудок мог переварить кусок железобетона, тогда желающих кормить и поить его не было. Теперь же всякий норовил потолковать об его достоинствах под звон рюмок, за обильным столом.
Он только-только становился известным и наслаждался преувеличенной своей славою, полагая, что досталась она ему заслуженно, что «Записки Серого Волка» всерьез дают ему право называться писателем, ведь читатели так к нему и обращались — «уважаемый писатель»... И обращение это для его слуха звучало куда приятнее, чем «гражданин подсудимый», хотя порой он все же чувствовал себя неловко. Конечно, как не потерять голову, если о тебе пишут в газетах, если в редакции тебе дают пачками читательские письма, а женщины шлют свои фотокарточки, когда тебе платят — самое приятное! — гонорар... Словом, некоторые основания, чтобы быть о себе самого лучшего мнения, у него были.
И он, разумеется, наслаждался. С ним произошло то же, что случается с голодным, внезапно дорвавшимся до еды, он готов был погубить себя обжорством. К нему стали ходить женщины. Рыжие, черные, шатенки, блондинки... Словом, Серый, который в волчьей жизни был не из самых слабых,— ведь, как-никак, а получив свободу, он сумел ее удержать, — устояв перед всевозможными соблазнами, теперь совсем растерялся.
Конечно, перед этими двумя — природой и женщиной — редко кто не растеряется. Ведь когда остаешься наедине с природой, с ее естественной чистотой, ее звуками и красками,— бледнеешь от покоя и блаженства, делаешься честным-честным. Так же бывает и наедине с женщиной, тоже млеешь и становишься дурак-дураком... А если к тому же к тебе пришла некоторая известность, а тебе, по слабости, она мнится славой — тут вообще обалдеть можно.
Посещая книжные магазины, он убеждался, что «Записок Серого Волка» в продаже нет, и очень этим гордился. В своем воображении он уже видел, как «Записки» завоевывают мир... Сначала их издают массовым тиражом в нескольких отечественных издательствах, разумеется, их переведут и выпустят все союзные республики, их напечатает роман-газета, а потом... Япония, Италия, освобожденная Африка, Англия, Франция, Швеция, Америка... (совсем как афиши в фильмах об известных певцах). И, прочитав «Записки», американские гангстеры добровольно «завязывают», итальянская мафия вынуждена прекратить свою деятельность, потому что ее члены один за другим приползают в полицию с «Записками Серого Волка» в зубах. Во всех странах, издавших «Записки», преступность резко сокращается и полицейские власти этих стран вынуждены провести сокращение штатов, в связи с чем увеличивается безработица. Однако это не помешает благодарному населению земли вознаградить Серого. Сначала это делает какое-нибудь религиозное общество, вроде армии спасения, назначив ему крупную сумму, которую немедленно переводят в Советский Союз на его имя; затем известный гангстер «Мотылек», из организации «Коза Ностра», — написавший по его примеру книгу, разоблачающую деятельность синдиката, и сколотивший на этом несколько миллионов, чтобы отблагодарить своего вдохновителя, тоже отправляет Серому миллиончик...