Улыбка Фортуны
Шрифт:
— Садитесь, пожалуйста.
И посыпались вопросы, как на перекрестном допросе. Особенно агрессивной была мама — черненькая полная дама с вулканическим характером, вполне объясняющим трудолюбие ее худенького невзрачного супруга, пользующегося любой возможностью быть вне дома.
— Скажите, пожалуйста...
Не успевает Серый ответить, как следует:
— Расскажите, пожалуйста...
Серый вертелся волчком, отвечая одновременно маме, папе и сыну — девятнадцатилетнему юноше, интересы которого сосредоточились на приемах, которыми можно изничтожить человека. Вулканической маме нужно было знать, каким образом Серый Волк сохранил свои записи и зачем он их вел, раз уж он был волком; папа задавал вопросы гораздо
Они окружили Серого и, не стесняясь, обсуждали его, словно его тут не было. Он даже не знал, кто были эти люди. Они попросили его зайти и, уверенные, что их здесь все знают, не представились. А он постеснялся спросить, признаться, что понятия не имеет, кто они. В этих внешне культурных людях говорил явный интерес к недозволенному, порочному. Кто знает, попади такие люди в начале своего жизненного пути в волчью стаю, не оказались бы они в родной среде?..
Серый так и не понял, что они от него хотели. Во всяком случае, показались они ему малоприятными людьми.
На приеме у министра
Самая удивительная жизнь началась для Серого в то утро, когда к нему в дверь постучал какой-то писатель и сказал, что если он и есть Серый Волк, значит, это его приглашают к телефону из министерства внутренних дел. Серый сказал, что он, конечно, Серый, хотя не такой уж и волк, но к телефону подошел. Вежливый голос сообщил, что за Серым выслана машина, чтобы доставить его в министерство, конечно, только в том случае, если он сможет уделить несколько часов министру внутренних дел... Надо ли говорить о том, что за всю жизнь и обширную практику, пройденную в системе внутренних дел, самые рядовые сотрудники этой системы ни разу не спрашивали у него, найдет ли он для них время.
К прибытию машины все население «тихого уголка» уже знало, что Серого Волка водворяют на место. Очевидно, никто не терзался сомнениями насчет того, вернется ли он обратно из этой поездки, и многие, наверное, считали, что справедливость наконец восторжествовала, потому что, Когда он, садясь в черную «Волгу», издали со всеми попрощался, Некоторые сделали вид, что не заметили этого. Впрочем, коленки дрожали и у самого Серого: как ни крути, а министр внутренних дел. И Серый где-то в глубине души тоже усомнился в возможности вернуться в «тихий уголок».
Когда машина остановилась у большого белого здания, настроение Серого было самое унылое. Он лихорадочно соображал, что в его «Записках» могло вызвать несогласие у министра. И ничего такого припомнить не мог. А может быть, «Записки» в целом навлекли на него гнев? Какие-то люди выудили его из машины и, передавая из рук в руки, довели до второго этажа, где он вскоре оказался в кабинете первого в своей жизни генерала МВД. Генерал смотрел на Волка с любопытством, Серый же на генерала — с боязнью.
Этот генерал задал Серому ряд вопросов, касающихся всевозможных явлений уголовной жизни, но настолько несложных, что Серый Волк принял их как проверку своей психики; подобными приемами, он слышал, пользуются психиатры. Проверка эта длилась недолго, хотя Серому показалось, что этому конца нет. Он нервничал и искренне ломал голову над каждым вопросом, пытаясь изо всех сил угадать, какой именно ответ желателен собеседнику.
Они говорили о симптомах разложения преступного мира, которые Серому пришлось наблюдать гораздо ближе, чем хотелось. Серый понимал, что у них с генералом разное видение жизни; он видит эту жизнь как будто через увеличительное стекло и потому болезненно реагирует на всякую обидную мелочь; генерал же, ему казалось, видит жизнь как бы панорамно.
Серый изо всех сил старался казаться умным и положительным, он суетился, пускаясь в длинные философские рассуждения. Генерал
Зазвонил телефон. Генерал с кем-то более чем почтительно поговорил, затем, положив трубку, сказал:
— Прошу, товарищ... писатель, нас с вами приглашает министр.— И направился к выходу. За ним понуро побрел Серый. Они поднялись на следующий этаж, вошли в какую-то дверь и оказались в просторном помещении, где люди в форменной одежде, встав со своих мест, приветствовали генерала. Затем они прошли еще одни двойные двери и очутились в длинном кабинете, в конце которого за огромным столом, уставленным разноцветными телефонами, сидел человек. Во рту Серый ощущал противную сухость. Но как только он взглянул на этого коренастого человека с серебристой шевелюрой, с доброжелательными глазами, это ощущение исчезло. Он успокоился: перед ним сидел обыкновенный человек, встретишь такого на улице, никогда не подумаешь, что это министр. Человек встал навстречу Серому, и вот они стоят друг против друга — представители двух миров.
Встреча сторон проходила в теплой и дружественной обстановке, беседа их касалась вопросов правонарушений, перспектив в деле ликвидации преступности, а также жизни самого Серого, который понемногу понял, что министра он занимает прежде всего как человек возродившийся и это само по себе, видимо, министра радует. Словом, Серый пришел к выводу, что министр к нему расположен более чем миролюбиво. Серый вздохнул свободнее.
Его спросили, есть ли у него что-нибудь наболевшее, о чем непременно хочется рассказать. И он растерялся: наболевшего было очень много, но все нужные мысли и слова неизвестно куда подевались, разумеется, он имел что сказать министру, но никогда не думал, что представится такая возможность. Ему вспомнилось, наконец, если не все — часть передуманного за долгие годы таежной жизни, когда его перевоспитывали, и он рассказал министру о том, что если в числе десяти воспитателей есть один недобросовестный — напрасен труд всех десяти; о том, что если в числе ста пропагандирующих добро и разум находятся десять лицемеров-подлецов или дураков — старания остальных девяноста будут сведены к нулю.
Закончилась аудиенция для него в высшей степени приятно: министр спросил, нужна ли ему какая-нибудь помощь. Серый был не дурак, поэтому от помощи отказался (проявляя этим и скромность и деликатность), но признался, что ему негде жить, кроме как в «тихом уголке»...
Спускаясь по лестнице, он был бодр и весел.
Весьма удивились обитатели «тихого уголка», когда Серый вернулся целым и невредимым. И те, кто «забыл» с ним проститься, первыми радостно приветствовали его при возвращении.
Квартира, гарнитуры.
Слава, личная жизнь.
Концентрат.
В одном из административных управлений города ему выдали ордер на получение небольшой однокомнатной квартиры с видом на родильный дом. Это долго не укладывалось в голове: у него, человека, всю жизнь таскавшего свой скарб в чемодане или в мешке на собственном горбу, отныне есть свой дом! С ордером в кармане Серый резвым галопом побежал смотреть квартиру. Гордый красавец-дом словно плыл в шуме большого города и в парах отработанного бензина. В доме — лифт, мусоропровод. В квартире — персональный унитаз. Если бы в те дни его встретили бывшие друзья, они бы умерли от коликов в животе: Серый Волк шагает по городу с двумя цинковыми ведрами и щеткой для подметания пола; на шее, словно хомут, висит у него деревянное сидение унитаза... Только это были пустяки в сравнении с тем, что последовало.