Улыбка гения
Шрифт:
Аксаков и Бутлеров переглянулись и согласно кивнули.
— Вот только потребуется все задрапировать и еще… — Аксаков сделал небольшую паузу. — Необходим для сопровождения музыкальный инструмент.
— Какой именно? — удивился Менделеев. — А без него никак нельзя? Уж больно хлопотно. Но если вы настаиваете…
— Необходим орган, — объявил Аксаков, — пусть небольшой, но чтоб, был в исправности и органист для игры на нем.
— Я вам помогу в этом, у одних моих родственников есть такой, — предложил свое содействие один из профессоров.
— Тогда на этом наше первое заседание прошу считать закрытым, — объявил
Тот согласно кивнул в ответ.
Глава одиннадцатая
Для спиритических сеансов отвели одну из комнат в квартире Менделеева. По просьбе спиритов обили ее темным сатином, закрыв окна и две двери, оставив лишь одну для входа. Отдельно декорировали альков, обтянутый, как шатер, крашеной марлей, концы которой прибили к полу и потолку, не оставив входа внутрь. Таким образом, проникнуть в этот марлевый шатер было невозможно, но Аксаков, под руководством которого велись все приготовления, пояснил, что один из медиумов продемонстрирует свою способность проникать вовнутрь этого шатра, проделывая все это в полной темноте.
В университетских мастерских был изготовлен специальный стол, крышка которого не имела выступов для захвата ее руками, а единственная ножка была сконструирована таким образом, что не было никакой возможности подсунуть под нее ногу. К тому же по бокам от него находилось четыре динамометра, способные уловить любое постороннее воздействие на сам стол. Наконец был доставлен затребованный спиритами орган, опробован, и на вечер назначили первый сеанс.
Менделеев скептически оглядывал все эти приготовления, заранее ища подвоха со стороны испытуемых, и делал пометки в блокноте, куда были занесены имена всех присутствующих и порядок проводимых испытаний. Его познакомили с братьями Петти, оказавшимися среднего роста молодыми людьми со шныряющими по сторонам глазами и простуженными носами. Они ни слова не понимали по-русски, но зато охотно съели на менделеевской кухне каждый по две порции борща и по десятку котлет, чему кухарка несказанно удивилась и обронила непонятно к кому сакраментальную фразу:
— Их что, всю дорогу голодом, что ль, морили? У нас Анисим- дворник и то не так горазд жрать, а поздоровее их будет…
Братья в ответ лишь улыбнулись ей и дружно закивали коротко стриженными головами.
С появлением приглашенных гостей все домашние были препровождены в самую дальнюю комнату, и Менделеев строго наказал супруге:
— Гляди, чтоб детки не сунулись к нам. А то… дело такое, неизвестно, какая чертовщина повылазит без приглашения…
— Неужели все так опасно? — испуганно крестясь, спросила его Феозва. — Может, мне к родственникам лучше поехать?
— Встаньте к матушкиной иконе и читайте акафист или что там. Мне эдак спокойней будет. Да я не столько чертей боюсь, сколько жульничества со стороны этих братцев. Уж больно ушлые, так глазищами по сторонам и стреляют, как бы детишек не напугали. А про чертей для твоей острастки добавил, — рассмеялся он. — Да тебе они совсем не страшны, ты ж каждое воскресенье к обедне ходишь, чего бояться?
— Вечно ты, Митя, богохульничаешь и тащишь в дом всяческих проходимцев. Нельзя было это у кого-то другого устроить?
— Потом поговорим, —
Последним в комнату зашел Менделеев и объявил о ходе проводимых, как он выразился, «испытаний». Первое из них заключалось в том, что с помощью «силы мысли» должен был несколько раз зазвонить колокольчик, помещенный в клетку, подвешенную под потолком. Задули все лампы и свечи, после чего все разговоры прекратились, и слышны были лишь тихие звуки органа. Неожиданно колокольчик брякнул несколько раз, и Аксаков громко воскликнул:
— Ну вот, первое испытание прошло удачно! А я вам что говорил? А вы не верили, и, как оказалось, совершенно напрасно!
Менделеев потребовал зажечь несколько свечей, после чего внимательно осмотрел стол, над которым была повешена клетка. Он усмехнулся и поманил к себе остальных двух наблюдателей из числа профессоров — членов комиссии. Он показал им на закрепленные динамометры, стрелки которых отклонились.
— А на это что вы скажете? — спросил он Аксакова. — Кто-то ловко вспрыгнул на стол, и приборы это зафиксировали. Видите показания?
— Я ничего в этом не понимаю, — отмахнулся тот, — при чем здесь показания ваших приборов и колокольчик? Неведомые нам силы могли подействовать и на ваши приборы. Что ж тут удивительного?
— Тогда гляньте сюда, — предложил Менделеев, указывая на стол, который был им предварительно посыпан мелом, и на нем четко отпечатались следы чьих-то подошв. — Откуда они здесь взялись?
Он быстро подошел к сидящим братьям и попросил их движением ладони приподнять ноги. Те в недоумении выполнили его просьбу, и присутствующие увидели, что подошвы ботинок одного из них белого цвета.
— Что на это скажете, господа? Виновник произошедшего звона, бесспорно, обнаружен. Мошенничество, как я и ожидал…
— Это ничего не доказывает, — принялся спорить Аксаков, — он мог испачкать подошвы и в другом месте…
При этом он искал поддержки у присутствующих здесь Бутлерова и Вагнера, но те лишь отводили глаза в сторону. Тогда он всплеснул руками и заявил:
— Ваше недоверие не дает возможности проводить сеанс должным образом. Зачем все эти ловушки? Людям нужно верить…
— Хорошо, — легко согласился Менделеев, — пусть тогда колокольчик начнет звенеть, но не будем гасить хотя бы одну свечу. Надеюсь, она не помешает вашим медиумам повторить испытание, но так, чтоб все видели, как это происходит?
Аксаков по-английски обратился к братьям, но те в ответ лишь отрицательно покачали головой, и он беспомощно развел руками.
— Увы, свет мешает им исполнить то, что они только что продемонстрировали. Предлагаю перейти к следующему испытанию.
При этом два его помощника внесли кушетку, на которую лег один из медиумов, а на лицо ему положили чистый лист бумаги, причем два человека крепко держали его за руки. Свечу вновь загасили и все замерли в ожидании. Вскоре послышался громкий вздох, запалили свечу и увидели, что медиум лежит с закрытыми глазами, а лист оказался на полу и посредине него виднелось довольное значительное пятно, какое оставляет обычно пролитая на бумагу вода.