Улыбка и слезы Палечка
Шрифт:
Эти речи обрадовали пани Кунгуту; у нее впервые немного отлегло от сердца. Она подумала, что муж ее, пожалуй, умер не напрасно и что из этих тысяч смертей среди нас и среди противников чаши в конце концов родятся мир и покой.
Свой собственный бой вдова рыцаря Палечка продолжала нести мужественно. После того как выжженная рига на Страже в том тревожном году наполнилась новым урожаем и осенью появилось много плодов, которые на холодном ветру предгорий редко рождаются в изобилии, уже в ноябре наступила суровая зима. За ночь навалило столько снега, что утром пришлось раскидывать груды его, чтобы как-нибудь открыть ворота. Морозы держались до начала марта. Волки подбегали к самому замку, а, на башне развелось такое множество ворон, что, казалось, вот-вот провалится крыша. Эти угрюмые птицы летали вокруг башни с утра до вечера либо, каркая, висели на ней черным гроздьем.
Четвертого марта ветер изменил направление — вместо запада стал дуть с юга. За ночь потеплело, и сугробы превратились в текучую воду. Реки и ручьи вышли из берегов, лед на прудах потрескался, и с гор в долину нахлынуло мутное и шумное половодье.
За половодьем наступила
16
Каменный мост — ныне Карлов мост в Праге; строился с 1357 г. до начала XV века; принадлежит к числу старейших и красивейших мостов Средней Европы.
17
Старое Место — в XV в. самоуправляющийся город, входивший в состав пражского троеградья (Старое Место, Новое Место. Меншее Место Пражское); ныне район Праги.
А все-таки людям стало легче дышать. Усталые от вечных войн и распрей, они ждали в ближайшие дни и месяцы облегчения и освобождения от тоски, угнетавшей умы и души. Предварительное посольство вернулось из разведки с добрыми вестями. Готовилось к отъезду в Базель главное посольство, имевшее в составе своем знаменитейших магистров, проповедников и военачальников, которые должны были выступить на соборе.
И путь посольству лежал опять-таки через Домажлице…
Наступила зима 1432 года, и крохотный Ян уже шлепал ножонками за матерью по родному замку, на радость всем. Он был похож на щеночка, которого каждый берет на руки и переносит с места на место. Ни на минуту не забывала о мальчонке и Стрелка: она брала его зубами за рубашечку и переносила этот радостно взвизгивающий груз с этажа на этаж и со двора в сад. Ян очень рано заговорил, причем не только с людьми, но и с животными. Протопал в хлев, поздоровался с коровой Ягодой, и та ему ответила. Потолковал с петухом и курами, усевшись на навозную кучу среди домашней птицы, и всклокоченные волосы на его головке напоминали петушиный гребень. Скоро все привыкли к дружбе маленького Палечка с домашним зверьем и не удивлялись, что на плечи Яну садятся воробьи и даже ласточки не прочь вступить в разговор с этим мальчонкой, повелевающим бессловесными тварями на стражском дворе.
Ян был веселый ребенок, но отнюдь не из тех сорванцов, которые готовы свернуть себе шею. Он ходил осторожно, а если бежал, то знал, где упасть, и всегда ловко падал на обе руки. Падая, никогда не пугался и не плакал. Пролезал у коров между ногами, и если его сажали на лошадь, в седло, держался за гриву и уверенно глядел вперед.
— Знатным будет наездником, — говорили о нем мужчины, а женщины глядели на него и не могли налюбоваться.
Маленький Ян провел первую — тогда такую жестокую — зиму еще в пуховом одеяле, но всю вторую уже прокатался на санях, в объятиях лихо гикающих батраков и хохочущих батрачек. Охваченный бурным наслаждением, он съезжал вниз и махал ручками, приветствуя встречных, взбирающихся на ледяную гору.
И вот однажды морозным декабрьским утром он повстречался с группой всадников, ехавших по заснеженной дороге на прогулку из Домажлиц в ближайший лес.
Стайка катающихся на мгновенье замерла, увидев перед собой высокого мужчину на боевом коне, в темной священнической рясе, с мечом на боку, и рядом — другого, полного, с круглым бритым лицом и большой головой под тяжелой бобровой шапкой, тоже в священнической рясе, но без меча. Третий в компании был худой, светловолосый, с бородой клином, открытым лбом, узкой головой и большими бледными глазами, метавшими искры. Одет он был, как обычно одеваются магистры.
Ян, закутанный до подбородка в материнскую шубку, засмотрелся было на всадников. Но потом, радостно взвизгнув, шлепнул по спине того парня, позади которого сидел в санках:
— Поезжай!
Да так твердо скомандовал, с таким презрением к проезжим чужакам, обнаружив такое явное невнимание к пришельцам, что передний — высокий и бледный — всадник засмеялся и остановил коня. Его примеру последовали остальные двое.
— Чей это ребенок?
— Это рыцарь Ян Палечек из Стража, — ответил батрак. — Владелец замка.
— Ах, — промолвил другой всадник, полный и круглолицый, — сын Яна Палечка, павшего за правду божью под Домажлицами? Тот, что родился в день отцовской смерти?
Толпа парией ответила утвердительным кивком, а девушки от любопытства еще больше вытаращили глаза на трех всадников. Таинственна была осведомленность незнакомцев в делах, касающихся Стража.
— Дай-ка мне мальчика, — сказал первый всадник, высокий, худой, темноглазый, с горькой складкой около рта.
Некоторое время он смотрел на ребенка, потом поцеловал его в щечку, раскрасневшуюся от мороза. И передал его другому всаднику:
— Посмотри, какие удивительные глаза, магистр Рокицана!
Всадник в священнической рясе внимательно всмотрелся в глаза парнишки:
— У него не отцовские глаза. Те я помню. Они были голубые и ленивые. А у ребенка, вы видите, один глаз голубой,
Третий всадник приблизил свое лицо к глазам малыша. Покачал головой.
— Этого у вас на островах не бывает, — продолжал магистр Ян Рокицана, — Это возможно только в нашей стране, лежащей как раз на полдороге между севером и югом, на равном расстоянии от неба и ада. Мы тут, магистр Пэйн, умеем одним глазом богу в лицо смотреть, а другим на дьявола поглядывать. С одной стороны, это возносит нас до облаков, а с другой, вдавливает в грязь земную. Поэтому мы без устали воюем и спорим из-за вещей, которые другим кажутся ясными, как вам, магистр Пэйн, или бессмысленными, как отцам в Базеле. Этот мальчонка со своим смехом, своим гневом, при помощи которого выразилось его желание продолжать игру и полное безразличие к Прокопу Великому, магистру Питеру Пэйну английскому и Яну Рокицане, со своими разноцветными глазами, — это, если можно так выразиться, магистр Пэйн, — символ нашего народа в нынешние времена, когда мы сквозь ад пробиваемся к небесам, хотим примирить кровь и воду, эпоху апостольскую и время развратных кардиналов, любовь к истине и жажду повсеместной спокойной жизни…
18
Пэйн Питер — магистр Оксфордского университета, в 1417 г. приехал в Чехию, был принят в число профессоров Пражского университета, где получил прозвище «магистр Энглиш»; участник переговоров в Хебе и посольства в Базель, Пэйн принадлежал к сторонникам соглашения между таборитами и чашниками, после 1434 г. остался верен идеям гуситской революции.
Магистр Рокицана продолжал бы еще долго в таком роде, если бы мальчонка не надул губки и не отдернулся от него, устремив мечтательный взгляд на пустые санки, ожидающие веселого катанья.
— Верните ребенка его забаве, магистр! — промолвил Прокоп Великий.
Магистр Пэйн в задумчивости протянул руку и погладил малютку по щечке. Шершавая перчатка пришлась мальчику не по вкусу. Он протянул ручонки к батраку, который с нетерпением ждал, когда всадники отдадут ему ребенка обратно. Мальчик громко засмеялся и взвизгнул по-деревенски, когда оказался наконец в санках. Всадники тронули рысью к лесу.
Молодежь возобновила веселое катанье с горы.
IV
Вскоре после этой встречи по пограничной дороге, тянувшейся мимо Стража до баварского Брода над Лесами, двинулось все базельское посольство. Это был торжественный поезд. Помимо оруженосцев и многочисленной челяди, ехавшей на телегах и верхом, посольство сопровождали также некоторые домажлицкие граждане и карлштейнский бургграф Зденек Тлукса из Буржениц. В делегацию входили Прокоп Великий, магистр Ян Рокицана, Микулаш Бискупец из Пельгржимова [19] , Олдржих из Знойма [20] , Маркольт из Збраславиц [21] , Мартин Лукач [22] из Хрудима и Петр Немец [23] из Жатца — все лица духовные; а из мирян — пан Вилем Костка из Поступиц [24] , — глава посольства, потом пан Бенеш из Мокровоус и Густиржан, пан Иржи из Ржечице [25] и Ян Вельвар, пражский мещанин, Матей Лоуда [26] из Хлумчан, начальник писецкого округа, Ян Ржегорж [27] из Кралова двора и таборский мещанин Конрад Лаурин. Повозки были богато украшены и выстланы мехом. На конях под седлами были теплые попоны. Над повозкой Матея Лоуды реяло таборитское знамя с изображением распятого сына божьего на одной стороне и чаши с латинской надписью, предвещающей победу Истины, — на другой.
19
Микулаш из Пельгржимова (ум. 1459) — таборитский богослов, с 1420 г. епископ таборитской общины (отсюда прозвище Бискупец), автор «Таборской хроники».
20
Олдржих из Знойма — священник в г. Часлав, сторонник сирот.
21
Маркольт из Збраславиц (ум. 1434) — таборитский богослов, приверженец радикального крыла таборитов, погиб в битве при Липанах.
22
Лукач Мартин (ум. 1468) — гуситский теолог и епископ, сторонник сирот, позднее приверженец Рокицаны.
23
Немец Петр (Жатецкий) — таборитский священник, представитель левого крыла таборитов.
24
Вилем Костка из Поступиц (ум. 1436) — дворянин-подобой, соратник Прокопа Голого, гетман литомышльский, после 1434 г. перешел на сторону императора Сигизмунда.
25
Иржи из Ржечице — гетман сирот
26
Лоуда Матей (Хлумчанский; ум. 1460) — гетман таборитских общин, глава посольства таборитов на Базельском соборе, впоследствии перешел на сторону императора Сигизмунда.
27
Ржегорж Ян — представитель сирот в посольстве.