Улыбка лорда Бистузье. Часть вторая из трилогии
Шрифт:
И мы поспешили за ней.
Вставив в каретку старенькой машинки листочек с печатью в уголке, она менее чем через минуту протянула мне справку.
— Держи, на одного тебя выписала, этого достаточно.
— А где мне справка?— обиженно захлопал глазами Андрей.— Нам же на двоих прислали приз.
Секретарша окатила Андрея взглядом, полным удивления.
—А зачем две справки? Посылка-то одна. Иди вместе с Володей, вместе и получите по его справке.
Иди-иди, чтобы не подумал, что приз до тебя целиком не донесли. Может, там торт какой-нибудь. Будешь еще думать, что Володька по дороге
Она усмехнулась. Андрей вспыхнул от этих слов, вскинул руку, чтобы запротестовать, но тут заливисто позвал на урок звонок. Наскоро поблагодарив тетю Зину, мы помчались в класс, сгорая от нетерпения. Предстояло высидеть целый урок, прежде чем мы могли полететь на почту за сюрпризом.
Об извещении и справке знали все, и еще никогда в истории класса ожидание звонка с урока не было для нас столь мучительным. Когда он, наконец, прозвенел, все дружно завопили «ура!», и мы с Андреем испарились из класса раньше, чем умолк его горластый медный призыв.
—Тетечка, миленькая! — заторопили мы почтальоншу.— У нас перемена скоро кончится, дайте посылку
Глянув на нашу справку, она кивнула и скоро вынесла из подсобки увесистую коробку. На ней стоял адрес школы, наши с Андреем фамилии и сумма оценки. Сумма была оглушительной — сто сорок рублей. Мы переглянулись. Судя по этой ошеломляющей цифре, нам прислали что-то очень ценное. Говорила об этом, впрочем, и надпись фломастером: «Осторожно! Не бросать. Точная механика!» Калькулятор? Кинопроектор? Загадка... Сгорая от любопытства, мы поспешили обратно — распаковывать ящик здесь, на почте, времени уже не оставалось. Быстро управились, до урока оставалось еще целых три минуты. Одноклассники обступили нас и, осторожно сняв крышку и вытащив вату, в которую было бережно укутано содержимое посылки, мы извлекли из нее футляр, напоминающий своими контурами маленький рояль. Открыли и увидели новехонькую пишущую машинку «Москва».
Вот так приз! Ни за что не догадались бы сами, что в посылке. Восторгам не было края. И только Катя Суровцева, презрительно поджав губы, уронила:
—Сломанная, наверное. Станут они вам хорошую присылать, ждите!.. Хорошая им самим в редакции
нужна.
Андрей едва не задохнулся от обиды:
— Завидки берут, да? Не тебе прислали — вот и злишься.
— Фи, подумаешь — машинка! — продолжала свое Суровцева.— Сейчас машинки уже не в моде, если знать хочешь.
— А что же, по-твоему, в моде? — передразнил завидулю Андрей. «Бананы» небось? А может, надувной портфель? Или сапоги-шляпка?..
Андрей удивил меня. Никогда не думал, что этот тихоня способен так «фехтовать». Ясно, за машинку нашу обиделся. Она была великолепна.
— Ты все сказал?— спокойно осведомилась Катя.
— Все.
— Выдохся, понятно. Так вот, Андрюша, запомни и намотай на ус, пока, конечно, воображемый. Сейчас журналисты на дисплее работают, а пишущая машинка — это для них как автобус у космонавтов. До космодрома доедешь, а на Луну не полетишь. Кстати о «бананах»... Запомни, Андрюша, это уже античная одежда. Отстаешь от моды, отстаешь...
— А я... Я за ней и не гонюсь...— растерянно проговорил Андрей, ошеломленный неожиданным натиском.
Я мысленно аплодировал Кате. Злюка она, конечно.
Но, к счастью, продолжать Андрею не пришлось. В класс вошел Эммануил Львович, и репутация машинки была спасена. Я защелкнул футляр и поставил машинку под парту, у ног. Она стояла смирно, как портфель.
Эммануил Львович был краток и внезапен.
—Друзья, — сказал он.— Будете писать сочинение.
Мы зароптали. Как же так — ведь сочинение мы собирались писать на следующем уроке, послезавтра. Но Эммануил Львович был тверд.
—Прошу не бунтовать,— улыбнулся он нам, но во взгляде была твердая решимость.— Обстоятельства изменились. Я должен срочно отлучиться до конца урока. Но обязательно вернусь и соберу сочинения. Надеюсь, будет полный порядок?..
Особо великого уныния эта неожиданность, впрочем, не вызвала. К сочинению по картине «Опять двойка» все были в общем-то готовы. Да и отсутствие Эммануила Львовича в классе позволяло... Что и говорить, кое-что позволяло... Правда, тем, кому невмоготу было без этого.
Деваться некуда, мы достали листочки и склонились над ними. Ну и сочинение. Смехота! Уж не разыгрывает ли он нас? Ведь его впору в третьем классе писать, а не в седьмом...
И тут мною вдруг овладело жуткое искушение. Сдавшись ему без боя, я выскользнул в коридор и в приемной директора предстал перед тетей Зиной с необычной мольбой:
— Дайте мне, пожалуйста, четыре листочка и копировальную бумагу.
— Это зачем еще?— удивилась секретарша.
— Тс-с-с,— я прижал палец к губам, кивая на дверь, ведущую в кабинет Мумина Ахмедовича. Тетя Зина поняла мои опасения.
— Директор на уроке.
И не задавая более вопросов, она скучно протянула мне все, что я просил. Вернувшись в класс, я быстро извлек машинку из кобуры, поставил на парту и, быстро разобравшись что к чему, сделал пирог из двух листов, которые прослоил копировальной бумагой, и вставил пирог в каретку.
Пирог был пока сырой, его только предстояло испечь. Была, правда, тревога, что Эммануил Львович может попросту не принять сочинение, отпечатанное на машинке. Но с другой стороны, никто и никогда не предупреждал нас, что нельзя приносить в школу на урок пишущую машинку, а также печатать на ней сочинения. К тому же, я часто слышал от лейтенанта Барханова, что можно все, что не запрещено Законом. Словом, стоило рискнуть...
Кое-какой навык у меня уже был. Ведь я все-таки, как ни крути, редактор отрядной стенгазеты «Улыбка». И мне уже несколько раз приходилось самому печатать на машинке некоторые заметки — чтобы красиво было. Тетя Зина разрешила печатать на своей только раз, а в остальные пришлось ездить на велосипеде в управление рудника, где работал отец. Начальником. Но все равно он не разрешал, чтобы наши заметки печатала его секретарша тетя Лена.
— Твоя газета — твои и заботы,— холодно сказал отец. — Хочешь, чтобы было отпечатано — взнуздывай машинку сам. Разрешаю, когда будет свободна. Но об этом ты не со мной, а с Леной договаривайся, ее это хозяйство, ее конь.