Улыбки уличных Джоконд
Шрифт:
Филиппов и Маршал остановились, пропуская ползущую с Харламова моста конку – лошадь смиренно тащила полупустой вагон, время от времени охаживая себя по лоснящемуся крупу хвостом и дергая черными бархатными ушами. Редкие пассажиры отгородились от окружающего мира газетными листками, в которых наверняка уже в красках было описано вчерашнее убийство со всеми сопутствующими шпильками в адрес петербургской полиции.
Владимир Гаврилович открыл было рот, чтобы продолжить, но его снова прервали – на этот раз колокола Никольского собора. Константин Павлович вздрогнул – очень уж происходящее напоминало ночное видение.
– Беспокойная ночь? – участливо осведомился Филиппов. – Понимаю – сам почти всю провел на ногах. Только голову к подушке прислонишь, глаза закроешь – и вот она, улыбается…
– Вы начали про приметы, Владимир Гаврилович, – не вполне вежливо вернул начальника в деловое русло Маршал.
Но тот не обиделся, а наоборот, с благодарностью кивнул и принялся перечислять:
– Стало быть, так. Коллеги мадемуазель Блюментрост в последний раз видели ее с довольно заметным субъектом. Высокий, но сильно сутулый. Судя по походке, не старый. Одет совсем не по погоде, в долгополое черное пальто и такого же цвета шляпу с широкими полями. Настолько широкими, что видна была лишь нижняя часть лица с бородой. Возможно, без усов, но тут девушки путаются.
– Прямо скажем, не густо, – почесал бороду Маршал. – От растительности на лице легко как избавиться, так и приклеить ее заново. Плечи расправить, одежду переменить – вот и нет у нас никаких примет.
– Есть еще одна маленькая деталь – все опрошенные отмечают невероятно длинные руки. Одна барышня даже сказала, что он ими – цитирую – «по коленкам себя хлопал, как чимпанзе в зоологическом саду».
Они перешли мост и повернули обратно в сторону участка, но направились не вдоль канала, а решили срезать по средней из трех Подьяческих – то ли действительно хотели сократить дорогу, то ли просто подсознательно выбрали путь, отгородивший их несколькими линиями домов от плеска воды.
Какое-то время шли молча – Маршал впервые, а Филиппов уже не счесть в какой раз за день обдумывали имеющуюся у следствия информацию. Лишь когда улица почти закончилась и снова стали слышны удары волн о каменные берега, Константин Павлович нарушил молчание:
– Не соглашусь я с вами про заметность субъекта, Владимир Гаврилович. Судите сами: как я уже сказал, борода может быть фальшивой, да и от настоящей избавиться не так уж сложно – день-другой, и даже под нашим солнцем цвет лица выправится. Сутулость не дает нам ни четкого представления о росте, ни об упомянутой длине рук. Посмотрите, – он ссутулился, коснулся кончиками пальцев колен. – Я подхожу под описание. Да и вон, господин Отрепьев тоже вполне вписывается.
Он указал в сторону довольно высокого господина, размахивающего длинными руками. Это был письмоводитель Казанской части Николай Антипович Отрепьев. Он явно старался привлечь внимание Филиппова с Маршалом и, увидев, что те наконец посмотрели в его сторону, бросился им навстречу.
– Владимир Гаврилович! Константин Павлович! – принялся кричать молодой человек еще с середины моста. – У доктора отчет готов, велели вас срочно разыскать!
Владимир Гаврилович побледнел, подхватил чиновника за руку и чуть ли не умоляюще
– Господин Отрепьев, Николай Антипович, вы спуститесь к Павлу Евгеньевичу, скажите, что мы с Константином Павловичем его в моем кабинете подождем. Пусть уж он вознесется из своего Аидова царства к грешникам, пока еще здравствующим.
Они вошли внутрь и разошлись по лестницам – Филиппов и Маршал направились вверх, а Отрепьев – вниз, в мертвецкую.
Спустя пять минут доктор Кушнир рассказывал о результатах своих изысканий:
– Убитая умерла от проникающего ранения прямо в сердце. Еще одним ударом повреждена бедренная артерия. Какое ранение было нанесено прежде другого, определить не представляется возможным, да это и неважно – смертельны оба, попадание в сердце лишь избавило несчастную от долгой агонии.
– А рассеченное горло? Это разве не смертельно? – удивленно приподнял бровь Маршал.
– Смертельно, – кивнул в ответ доктор. – Но не думаю, что в этом случае. Когда человеку, находящемуся в сознании, перерезают горло, он непременно схватится за рану руками. А у госпожи Блюментрост – я верно запомнил имя? – руки чистые. Ну, в смысле чистые от крови. Так что этот удар убийца наносил уже мертвой жертве. Как и большую часть резаных ран.
Владимир Гаврилович возражающе поднял руку с папиросой:
– Павел Евгеньевич, она же в реке плавала, кровь-то могла смыться водой.
– С рук – могла. С рукавов – нет.
Филиппов согласно кивнул.
– Следов полового контакта нет, – произнес Кушнир и замолчал.
– Это все? – Владимир Гаврилович пристально посмотрел на эксперта из-под седеющих бровей.
Доктор достал табакерку, свою короткую трубочку, начал набивать ее. Маршал и Филиппов терпеливо ждали продолжения. Наконец, попыхтев, раскуривая и выпустив первые колечки ароматного дыма, Павел Евгеньевич продолжил:
– Судя по расположению ран и по характеру разрезов, убийца держал нож в правой руке. И есть одна странность, господа. Все раны имеют очень аккуратные края.
– Что тут странного? – непонимающе приподнял бровь Константин Павлович.
– А то, что такие разрезы оставляют очень острые инструменты. Я бы даже сказал – хирургически острые. Уличные бандиты таких ножей не имеют, я ведь прав, Владимир Гаврилович?
Филиппов снова кивнул и спросил:
– Может, бритва?
– Могла бы быть. Если б не было колотых ран.
– Скальпель?
– Исключено. Достать им до сердца возможно лишь гипотетически. А самая неглубокая из ран вдвое превышает длину лезвия скальпеля. И ширину. Да и сложно им колоть, уж поверьте врачу.
– Есть предположения?
– Есть. – Павел Евгеньевич снова выпустил несколько колец дыма. – Мясник. Либо человек, обожающий холодное оружие.
Повисла пауза, участники беседы обдумывали услышанное. Первым прервал молчание опять же доктор:
– И вот еще что, господа… Не знаю, стоит ли это говорить, но тем не менее… Вы же помните лицо жертвы? Так вот. Осмелюсь предположить, что ее ужасная улыбка – не случайность. Убийца очень аккуратно, я бы даже сказал, педантично, сделал практически одинаковые по длине разрезы от уголков рта к ушам. И боюсь, что мы имеем дело не со спонтанным убийством в припадке ярости, а с неким ритуалом.